мне вообще нужен. Так я собирал Семенова. Годами видишься с человеком, а однажды в диком похмелье ты ощущаешь его внутри себя, и начинаешь писать, зная все его увлечения, предпочтения, любимую музыку, стихи, книги, спектакли и так далее, ты видишь его изнутри. Именно это мне было важно в «Аргонавте»: всех вывернуть, показать изнутри. Но это еще не значит, что я написал портрет. Я заимствовал черты и качества, мелодию, чтобы создать своего персонажа, который мне нужен ради общей тональности, для построения симфонии романа. Я смотрю на подлинного человека как бы сквозь искривленное стекло, или стекло, на которое льют воду, подбираю необходимый раствор, настраиваю фокус. Но бывает так, что жизнь сама вмешивается и устраняет дистанцию… Вот недавно один такой прототип, о котором я давно и много пишу, меня сильно изумил, просто выбил из-под ног табуретку, я долго не мог отдышаться, и теперь пишу кое-что, кое-что, что много лет лежало, я не знал, как связать куски материала, а теперь вдруг человек приехал и в один вечер все собрал вместо меня, рассказал о себе, исповедался, изничтожил мои представления о себе, шантажировал меня кое-какими письмами и фотокарточками, пригрозил, что, если я напишу кое-что, чего я делать не собирался, он пустит в ход кое-какие материалы. Если раньше я и не думал раскрывать его историю, то теперь я из принципа напишу все. Кстати, его уродливые политические взгляды, именно они на меня подействовали сильней, чем все остальное – предложение написать шедевр по его выкройке, фотографии и письма, после его геополитических мракобесных высказываний все это как-то даже прошло мимо, к тому же мне наплевать на мою репутацию, это смешно. Нет, мои персонажи – это не модели, не типажи, не собирательные фигуры, а исключительные личности с неповторимым внутренним миром. Неужели можно допустить, что Ребров или Боголепов были выдуманы? Только отчасти, только чуть-чуть… Как верно заметил Бавильский, я использовал увеличительное стекло, это очень метко, но это увеличительное стекло еще и искривленное! У Боголепова набор сильных мнений и сильных высказываний, некоторые из которых вы процитировали; про медвежий угол – это цитата из Льва Шестова, которого Боголепов цитирует и в «Ночи в Сен-Клу». В «Аргонавте» он возвращается к этой цитате. Что закономерно.

«Я бы не стал писать о лагере беженцев, если б в нем не пожил сам» – лагеря беженцев, психиатрическая клиника, тюрьма, сквоты нескольких европейских стран… А в какой стране вам было лучше всего (если было)? Где вы еще не побывали?

Я был счастлив в Хускего! Я не был в Париже.

Кажется, у вас все активно выходит, а сейчас и переводится. Есть ли неизданное? Что должно выйти? Вспоминая о вашей трилогии – по-моему, вам близки такие дискретные, но и растянутые формы «с продолжением»…

Да, материал есть, но… Хотелось бы издать «Аргонавт» в России, но это маловероятно. Малотиражная литература издается все хуже и хуже. Набиваться надоело. Устал. Если и будет что-то выходить, то только в Эстонии. Глупо, конечно, сидеть и ждать, что кто-то постучит и предложит издаться, но именно так я и сделаю – буду сидеть, писать и ждать, когда кто-то предложит что-нибудь напечатать. Вот так же, как вы, спросит: «есть ли неизданное?». Ну, посмотрим…

«Если однажды утром я проснусь в этой квартире один, я повешусь. Это не шальная мысль. Нет, это стон тела. Трепет намерения. Он всегда тут, как асфальт: куда ни пойдешь, всюду он под ногами. Стон». Вашим героям отнюдь не чужды суицидальные мысли. А как бы вы хотели умереть?

В Норвегии я знал одну чеченку, она мечтала умереть в галантерейном магазине. Ужасно смешно. Мне ее не переплюнуть.

Елена Алексиева:

Наши страхи – это очень уютно

По случаю выхода новой книги на болгарском и перевода предыдущей на русском [181] молодая известная писательница рассказала об экзистенциальной семиотике, самурае Мисиме, упадке болгарской деревни и мечтах о смерти и жизни.

Как вы пришли к изучению русского языка? Он был обязательным в школе? Но, очевидно, не в такой степени, как вы им владеете.

К сожалению, я по-русски говорю и пишу как неандерталец какой-то, у меня ничего не хватает – ни слов, ни грамматики, ни простого человеческого разума. Я даже хотела вас попросить, если можно, отвечать на английском, а вот сейчас уже как-то неудобно.

В школе русский язык учили обязательно с четвертого по восьмой классы. Потом, конечно, все забыли. Несколько лет назад я начала опять читать по-русски, смотреть русские фильмы, и так у меня накопился какой-то не очень большой запас слов, но как видно и слышно, с падежами никак не получается. Понятия не имею, откуда это пришло, но мне русский язык очень по душе. Иногда, когда читаю, не все понимаю, просто наслаждаюсь мелодикой языка и, кажется, чувствую его.

Какую русскую литературу переводят и читают в Болгарии? В основном, переводы классики?

(переходит на английский) Увы, даже русские классики уже давно не переводились, но это не так страшно, потому что у нас еще есть переводы ХХ-го века, сделанные самыми талантливыми переводчиками, которые тогда работали. Но, кроме этих переводов, очень мало других. Пелевин, конечно, был очень популярен, но даже его уже не читают так много. Есть только одно болгарское издательство, «Факел Экспресс», которое переводит и издает некоторых самых важных русских писателей, таких как Александр Солженицын, Варлам Шаламов, Йосиф Бродский, Эдуард Лимонов, Владимир Войнович, Юз Алешковский, Виктор Ерофеев, Владимир Аксенов, Анатолий Королев, Саша Соколов, Людмила Улицкая и другие, но это все. Борис Акунин тоже в свое времени был популярен, но и это, я думаю, проходит. Еще сюда можно добавить Владимира Сорокина и Виктора Пелевина. И вот, когда я начала перечислять имена, ситуация уже не кажется такой плохой. Но, к сожалению, в Болгарии люди читают все меньше и меньше – не только русскую, но и вообще любую литературу, даже свою родную. И не только молодые люди, все. Литература превратилась во что-то непонятное и никому ненужное. Экзотика какая-то. Серьезно испортился даже вкус читающей публики. И, мне кажется, ответственны за это во многом и издатели. По большей части, переводы плохо сделаны или нуждаются в дополнительной редактуре. В то же самое время, профессиональные редакторы, ключевые игроки в этом процессе, просто отсутствуют. Уж не говоря о корректорах, большинство из которых просто ходячий ужас. Прошу прощения, что выдаю неприятные подробности, но из-за всей этой ситуации читатель верит, что все, что напечатано на бумаге и переплетено в книгу, является литературой. Если вы не будете образовывать и воспитывать читателя, он скоро отвернется