— Все, к чему мы ни прикасаемся, обращается в золото, — подытожил Черчилль свой обзор ситуации, столь же оптимистичный.

Впечатляющие успехи позволили участникам конференции обсудить некоторые старые проблемы в непринужденной атмосфере. Средиземноморье больше не рождало споров. Американцы согласились оставить свои войска в Италии, пока немцы там не разгромлены или не выдворены оттуда. Черчилль говорил теперь более раскованно о Вене как главной цели наступления после нанесения немцам «удара под дых в Адриатике», а американские штабисты относились менее настороженно к десантной операции на полуострове Истрия и даже соглашались предоставить генералу Вильсону на этот случай десантные суда.

Резкие перемены произошли в тихоокеанской стратегии. Безвозвратно ушли дни, когда приходилось экономить на десантных операциях против японцев, — англичане готовы сыграть свою роль в боевых действиях на Тихоокеанском театре войны в полной мере. Япония, говорил Черчилль на пленарном заседании, — такой же заклятый враг Британской империи, как и Соединенных Штатов. Он предложил подключить главные силы британского флота к основным операциям в центральной части Тихого океана, проводимым под американским командованием. По желанию Макартура ему будет предоставлен контингент британских войск. Премьер предлагал также использовать Королевские ВВС. Зная, что Кинг и другие относятся прохладно к его идее, он выступил с ней в присутствии Рузвельта. Есть ли у президента собственные соображения относительно использования британского флота в крупных операциях против Японии?

— Хотелось бы, — произнес Рузвельт уклончиво, — воспользоваться помощью британского флота в любое возможное время и в любом месте.

Кинг заявил, что этот вопрос изучается.

— Внесено предложение об использовании британского флота, — упорствовал Черчилль. — Оно принимается?

— Да, — ответил президент.

— Согласны ли вы с участием британских ВВС в крупных операциях? — спросил Маршалл.

Не так давно, сказал он, «мы отчаянно нуждались в самолетах — теперь они у нас в избытке».

Очевидно, англичанам было нелегко прорваться в тихоокеанский заповедник США. Но планы в этом регионе все еще зависели во многом от военных успехов в Европе. Во время встречи в Квебеке начальники штабов сторон с учетом данных разведки возлагали большие надежды на то, что немцы сдадутся в течение двенадцати недель. Хотя президент не разделял их оптимизма, казалось, пришло время достичь окончательного соглашения об оккупационных зонах. Продолжительное время Рузвельт возражал против первоначальных планов, предусматривавших оккупацию англичанами Северо-Западной Германии и Бенилюкса, а американцами — Южной Германии, Австрии и Франции.

— Я совершенно не готов выполнять полицейские функции во Франции! — восклицал он.

Теперь, в Квебеке, президент передумал и одобрил первоначальный план, отчасти из-за того, что англичане согласились на американский контроль Бремена и его порта — Бремерхафена в целях снабжения американских оккупационных войск.

Долговременная политика в Германии — проблема посложнее. Несколько недель Моргентау, Халл и Стимсон обсуждали вопрос об обращении с Германией после ее капитуляции. Стимсон хотел наказания нацистских лидеров, уничтожения немецкой армии и по возможности раздела Германии на северную и южную часть, интернационализации Рура. Однако не желал уничтожения сырьевой базы и индустриального комплекса страны, необходимых для возрождения Европы. Моргентау выражал жгучее желание измельчить и раздробить Германию, разобрать и вывезти все заводы и оборудование, примыкавшее к шахтам, в промышленных зонах страны, взять под контроль союзников образование и печать. Халл временами склонялся к карательной политике, временами — к мягким мерам, но всегда подчеркивал важную роль Государственного департамента во всех планах. Рузвельт временами высказывался жестко — писал Стимсону, что немцев следует кормить некоторое время из армейских полевых кухонь, — но в подходе к политическим проблемам колебался между противоречивыми мнениями своих советников. Главный ориентир для него — немцы как народ несут ответственность за беззаконие, и им следует преподать урок.

Вызвав Моргентау в Квебек, Рузвельт попросил его представить свои предложения по Германии. Пока министр говорил, Рузвельт видел и слышал «недовольное бормотание и недобрые взгляды» со стороны премьер-министра. Черчилль редко бывал таким раздраженным и язвительным, вспоминал Моргентау, чем в тот момент, когда, плюхнувшись в кресло, дал волю потоку насмешливых и саркастических замечаний. Премьер говорил, что для него принять план министерства финансов — все равно что быть прикованным к мертвому немцу. Президент сидел рядом почти не высказываясь. На следующий день, когда премьер был настроен более миролюбиво, — возможно, потому, что добивался от Моргентау содействия в вопросе поставок по ленд-лизу, или даже потому, что его убедили в экономических выгодах Великобритании от деиндустриализации Германии, — он продиктовал заявление, которое они обговорили с Рузвельтом. Документ в значительной степени совпадал со взглядами Моргентау.

«Горький опыт убедил нас, как легко перевести металлургическую, химическую и электротехническую промышленность Германии с мирных на военные рельсы. Необходимо также помнить, что немцы разорили значительную часть промышленных предприятий России и дружественных союзникам стран. Справедливость требует дать этим странам возможность возместить ущерб, который они понесли, вывозом промышленного оборудования из Германии. Промышленные предприятия Рура и Саара должны быть, следовательно, остановлены и закрыты...

Программа ликвидации работающих на войну промышленных предприятий Рура и Саара направлена на превращение Германии в первую очередь в аграрную и, по сути, пастушескую страну».

Это заявление шокировало Идена, который прилетел в Квебек из Лондона.

— Вы не можете согласиться на это! — убеждал он Черчилля. — Мы с вами договаривались совсем о другом.

Рузвельт молча наблюдал за яростным спором двух политиков. Ясно, что план Моргентау направлен на раскол немецкого народа. Стимсон энергично протестовал против этого плана. Вскоре на него ополчился Халл. Постепенно критическую позицию занял Черчилль; Рузвельт тоже дал потихоньку задний ход.

Конференция в Квебеке, которая открылась, по словам Черчилля, «в сиянии дружбы», завершилась в атмосфере согласия по всем военным вопросам. Вскоре Черчилль навестил Рузвельта в Гайд-Парке для беседы по итогам конференции. На второй день встречи, во время ленча, Лихи и другие с воодушевлением следили, как Черчилль и Элеонора Рузвельт обсуждают долговременную стратегию мира. Первая леди утверждала, что мир лучше всего сохранять посредством повышения уровня жизни в разных странах. Черчилль считал, что мира можно достичь лишь путем соглашения Великобритании и США по предотвращению войн с использованием в случае необходимости совместных вооруженных сил. Рузвельт в основном отмалчивался; его больше интересовали военные планы краткосрочного характера, чем философствование о перспективах на будущее.

Когда Рузвельт прощался с Черчиллем перед отходом ко сну, поступили сообщения об упорном сопротивлении немцев; надежды на победу к концу текущего года оказались развеяны; некоторые военные планы, выработанные на второй Квебекской конференции, — расстроены.