Разослав повеления о следовании к Березине, Наполеон занялся новым расписанием армии и приведением войск в возможный по обстоятельствам порядок. Безоружные толпы пехотинцев беспрестанно увеличивались и, на каждом переходе рассыпаясь по сторонам дороги, для отыскания пищи, попадались в руки донцов или, скрываясь от них, погибали в глуши лесов. Другие, от изнурения не быв в состоянии идти далее, просто располагались на дорогах, в ожидании великодушия русских. Иные прятались в избах, заползали под печи, забивались в трубы, откуда, истомленные голодом или при затапливании печей, падали, как гадины. Конницы почти вовсе не было. Мюрат, начальник 4 резервных кавалерийских корпусов, заключавших в себе в Июне месяце 224 эскадрона, находился при главной квартире без команды, волонтером, тайно выжидая случая возвратиться в Неаполь. Из малого числа кавалерийских генералов и офицеров, сохранивших лошадей, Наполеон составил для своего охранения эскадрон. Обер-офицеры заняли в нем места рядовых, майоры и полковники служили унтер-офицерами. Наполеон, не пощадивший в России никакой святыни, возымел дерзновение назвать этот эскадрон Священным. Высокопарное название не придало силы ни людям, ни лошадям. Через неколько дней Священный эскадрон побрел пешком. Из 605 орудий, бывших с Наполеоном при выступлении из Москвы, и тех, которые находились при корпусе Жюно и разных отрядах, примкнувших к армии от Вязьмы до Орши, оставалось уже немного, да и то при одной гвардии; вся прочая артиллерия была взята русскими или кинута на марше. В Орше нашел Наполеон 36 привезенных из Вильны орудий и отдал их армейским корпусам. Упряжь гвардейской артиллерии, часть коей была потеряна под Красным, дополнена из собственной конюшни Наполеона. Двум пришедшим в Оршу из Вильны понтонным ротам велел Наполеон истребить понтоны и лошадей из-под них отдать в артиллерию. Всем полковым командирам велено было собрать солдат и громко прочитать отданный Наполеоном приказ, начинавшийся так: «Многие из вас покинули знамена и идут в разброде, нарушая тем свои обязанности и честь и подвергая армию опасности. По произволу расходясь в разные стороны, попадаются они неприятелю. Такой беспорядок должен кончиться». Приказом назначались сборные места в окрестностях Орши, куда должны были сходиться к своим корпусам люди, от Вязьмы до Орши, большей частью все между собою перемешавшиеся. Спешенные всадники, артиллеристы и пехотинцы, без различия команд, к которым принадлежали, толпились вместе до такой степени, что распоряжения Наполеона не имели никакого действия. Голодные солдаты не внимали повелениям начальников. Множество тяжестей, обременявших армию, велено уничтожить, а равномерно истребить или потопить в Днепре так называвшиеся трофеи, везенные из Москвы[538]. Посреди безуспешных занятий об устройстве войск Наполеон с величайшим нетерпением ожидал в Орше Нея, а говорил, что готов отдать за него все свои сокровища, хранившиеся в Тюльерийских подвалах. Навстречу к нему послал он отряд гвардии, под начальством Вице-Короля, а сам с армией, а справедливее – толпами, ее составлявшими, выступил к Баранам по дороге в Борисов. Верстах в 20 от Орши сошелся Вице-Король с Неем. Из 15 000, выведенных Неем из Смоленска, оставалось несколько сот человек. Спасение его выставляют французы подвигом необычайным, дивным!

Действия его заслужили бы достойную похвалу в таком случае, если бы ему удалось искусным маневром ввести русских в заблуждение и с большей частью своего корпуса невредимо соединиться с Наполеоном. Вместо того в течение 4 дней растерял он все войска, оставил до 13 000 человек в плену и на жертву смерти, бросил всю артиллерию и обозы, сам искал спасения с 3000 удальцов и из них лишился дорогою 2500[539]. Тут нет ничего, стоящего особенных похвал: разве одно то французам кажется подвигом славным, что, когда соотчичи их десятками тысяч сдавались в плен, Ней не явился к Милорадовичу с повинною головою и не вручил ему шпаги. Ней и ушедшие с ним 3000 человек не ускользнули бы от плена, если бы, согласно повелению Князя Кутузова, пришли в настоящее время войска в Сырокоренье и французам не благоприятствовали леса, где укрывались они, как беглецы, и куда казакам невозможно было за ними следовать. Но на всякой поляне, где только показывались французы для перехода из одной чащи в другую, были они настигаемы и истребляемы донцами, которые на марше из Смоленска к Орше, кроме остатков Неева корпуса, подобрали тысяч до двух беглых, принадлежавших корпусам Даву и Вице-Короля и спасшихся из-под Красного. Вскоре по выступлении Наполеона из Орши пришел туда Граф Платов и выгнал из города французский арьергард. Уходя, французы зажгли Оршу. Платов потушил пожар, взял 26 брошенных в улицах пушек, 2500 новых ружей в арсенал и лазарет, заключавший в себе одних офицеров более 50, а потом отправился вслед за Наполеоном.

В тот день, когда Наполеон пришел в Оршу, 8 Ноября, выступил Князь Кутузов из Доброго. 2-я гренадерская дивизия, с одним казачьим полком, оставлена была при Сырокоренье и бригада пехоты, тоже с казачьим полком, в Красном. Оба сии отряда назначены были к забиранию неприятельских бродяг, во множестве рассевшихся по берегам Днепра и в окрестностях Красного. По совершенному разорению большой Оршанской дороги и невозможности найти на ней продовольствие, Князь Кутузов повернул на Романово с целью: выйти боковой дорогой на Копыс, переправиться там через Днепр и быть на кратчайшей черте к Борисову. 9-го прибыл Фельдмаршал в Романово, 10-го в Ланники и 11-го в Морозово. Усматривая, что Наполеон ушел далеко вперед и без крайнего утомления войск невозможно было догнать его, Князь Кутузов решился преследовать его только третьей частью армии. Вследствие того велел он Милорадовичу, с пехотными корпусами Князя Долгорукого и Раевского, кавалерийским Корфа и 4 казачьими полками, переправиться в Копысе через Днепр и быстро следовать за неприятелем. За Днепром должен он был принять под свое начальство отряд Ермолова, иметь влево отряд Бороздина, а вправо по большой дороге Графа Платова[540]. Вслед за Милорадовичем тронулась и главная армия из Морозова к Копысу и прибыла туда 12 Ноября. Миновав на первом переходе из Доброго пределы Смоленской губернии и вступая в Могилевскую, Князь Кутузов отдал следующий приказ:

«Вступая с армией в Белоруссию, в тот край, где при нашествии неприятеля некоторые из неблагоразумных, пользуясь бывшими замешательствами, старались разными лживыми уверениями ввести в заблуждение мирных поселян и отклонить их от священных и присягою запечатленных обязанностей законному их Государю, я нахожу нужным всем армиям, мною предводительствуемым, строжайше воспретить всякий дух мщения и даже нарекания в чем-либо жителям Белорусским, тем паче причинение им обид и притеснений.

Напротив, да встретят они в нас, яко соотчичи ваши и подданные Всемилостивейшего Государя вашего, братьев, защитников от общего врага и утешителей во всем том, что они потерпели в кратковременную бытность под игом чуждой и насильственной власти. С пришествием нашим да водворятся между ними тишина и спокойствие. Обывателям же Белорусским объявляется отнюдь не делать неприятелю никаких пособий, ни прямым, ни посторонним образом, ниже способствовать ему известиями, и кто от сего времени в противность сего поступит, сужден будет и казнь получат по военным законам; добрым же поведением их и послушанием сему приказу могут они загладить и те впечатления, которые некоторые из них поступками своими о себе подали».