Джек смотал веревку, нарушив девственно-ровный снежный покров. Пришлось терпеливо дергать крюк несколько раз, когда тот за что-то зацеплялся. Протаскивая его по решетке ненадежной системы, Джек не волновался: веса крюка не хватало, чтобы привести в действие сигнализацию. Через минуту или две крюк снова был в его руке. Доминик, не ожидая приказа, нагнулся и свернул трос в бухту. Джек приготовился сделать вторую попытку.

Во второй раз крюк попал туда, куда требовалось, крепко вцепившись в ветвь.

Убедившись, что крюк надежно закреплен на дереве, Джек взял другой конец троса, потащил его к ближайшему столбу ограждения, пропустил через петлю сетки футах в семи над землей, обернул вокруг столба, пропустил через еще одну петлю, с другой стороны сетки, снова обернул вокруг столба и потянул изо всех сил, пока трос между столбом и деревом вдалеке не натянулся. Затем попросил Доминика и Джинджер держать трос натянутым, а сам принялся привязывать его к столбу.

Получился канатный мост, закрепленный в семи футах над землей на столбе и примерно в девяти — на дереве. Небольшой уклон, даже при немалой длине переправы — тридцать пять футов, — затруднял передвижение, но это было максимально возможное приближение к горизонтали.

Джек высоко подпрыгнул, ухватил трос обеими руками, несколько раз качнулся, набирая инерцию, потом подбросил ноги — его лодыжки легли на трос. Так коала весело повисает на горизонтальной ветке, спиной вниз. Он висел, обратив лицо к небу, параллельно земле. Закинув руки за голову, он принялся подтягиваться, одновременно перебирая ногами и чуть вытягивая их, при этом лодыжки оставались сомкнутыми. Доминик и Джинджер увидели, как можно двигаться дюйм за дюймом, не опасаясь коснуться земли. Неподалеку от края чувствительной к давлению решетки Джек расцепил ноги, потом отпустил руки и спрыгнул на землю.

Доминик попытался проделать то же самое и ухватился за трос руками с первой попытки. Чтобы закинуть на веревку ноги, ему понадобилась целая минута, но он все же сделал это, после чего спрыгнул на снег.

Джинджер с ее ростом — пять футов и два дюйма — пришлось придать ускорение, чтобы она крепко ухватилась за трос. Но, к удивлению Джека, в дальнейшем помощь ей не понадобилась — она подбросила ноги и сразу обхватила ими трос.

— Вы в прекрасной форме, — сказал Джек.

— О да, — сказала та, спрыгнув на землю. — А знаете почему? Каждый вторник, в мой выходной, я съедаю гору вареников, несколько фунтов крекеров из пшеничной муки, а блинчиков столько, что корабль можно утопить. Диета, Джек. Вот ключ к хорошей форме.

Надев на руки ремни одного из рюкзаков и застегнув его на спине, Джек сказал:

— Значит, так. Я пересекаю мост с двумя самыми тяжелыми рюкзаками, у вас остается по одному на брата. Джинджер идет за мной, Доминик — последним. Запомните: чем ближе вы к центру моста, тем больше проседает веревка, хотя мы натянули ее очень сильно. Но она не просядет настолько, чтобы вы коснулись земли и привели в действие сигнализацию. Все время обхватывайте трос ногами и, бога ради, подтягивая тело руками, не разожмите их случайно. Для гарантии постарайтесь добраться до дерева. Но если руки или ноги не выдержат, можете спуститься футах в десяти-двенадцати от дерева, — вероятно, это будет уже за решеткой.

— Мы доберемся до дерева, — уверенно сказала Джинджер. — Здесь всего футов тридцать — тридцать пять.

— Через десять футов вам покажется, что кости рук сейчас выскочат из суставов, — сказал Джек, застегивая на груди второй рюкзак. — А через пятнадцать футов — что уже выскочили.

Кое-что в реакции Брендана Кронина на смерть настоятеля потрясло Лиленда Фалкерка. Когда молодой священник потребовал дать ему время и оставить его одного, чтобы он мог отдать последний долг Стефану Вайкезику, в его глазах горел такой яростный огонь негодования, а в голосе слышалась такая скорбь, что его принадлежность к роду человеческому не вызывала сомнений.

Страх Лиленда перед инопланетным вторжением превратился в прожорливого хищника, который заживо пожирал полковника. Он, как и другие, видел внутри звездного корабля странные вещи, достаточные, чтобы оправдать его страх, если не полную паранойю. Но даже он не мог поверить, что ярость Кронина — всего лишь умелое притворство, вызванное работой замаскированного нечеловеческого разума.

И в то же время Кронин с его необыкновенными способностями был одним из двух главных подозреваемых, одним из двух свидетелей, которыми, вероятнее всего, кто-то завладел. Вторым был Доминик Корвейсис. Откуда взялись эти целительские и телекинетические способности, если не от инопланетного кукловода, поселившегося в человеческом теле?

Мысли Лиленда смешались.

Он пошел прочь от стоящего на коленях священника — вокруг его ног падал снег, — потом остановился и тряхнул головой, пытаясь прогнать туман из головы. Посмотрел на шестерых других свидетелей у «чероки» Джека Твиста, которые все еще стояли под прицелом. Он видел, что его солдаты разрываются между обязанностью исполнять приказ и путаницей в голове почище, чем у самого Лиленда. Он видел, что незнакомый человек, приехавший с Вайкезиком, поднялся и теперь, живой и здоровый, чудесным образом двигается. Это возвращение к жизни казалось чудом, событием, поводом для празднества, а не для страха, благодатью, а не проклятием. Но Лиленд знал, что́ находится внутри Тэндер-хилла, и это мрачное знание заставляло его по-иному смотреть на вещи. Исцеление было уловкой, хитростью, уводящей в сторону: его побуждали прийти к выводу, будто выгоды от сотрудничества с врагом слишком велики и оказывать сопротивление не следует. Они предлагали покончить с болью, может быть, даже со смертью, исключая несчастные случаи. Но Лиленд знал: боль — это суть жизни. Опасно верить в возможность избавления от страданий. А боль после разбитых надежд гораздо сильнее той, которую ты мог бы испытать с самого начала, не предаваясь надеждам. Лиленд считал, что боль (физическое, умственное, эмоциональное страдание) есть основа человеческого существования. Твое выживание и здравомыслие зависят от того, можешь ли ты принять боль, вместо того чтобы противиться ей или мечтать о бегстве от нее. Ты должен извлекать пользу из боли, не позволять ей побеждать тебя; а любого, кто предлагает уход от нее, следует встречать с сомнением, презрением и недоверием.

Мысли Лиленда прояснились.

В большом армейском фургоне — Д’жоржа решила, что он служил для перевозки солдат, — по обеим сторонам, а также вдоль стенки, которая отделяла водительскую кабину от пассажирского отделения, располагались жесткие металлические скамьи. При сильной тряске или на крутом склоне пассажиры могли держаться за кожаные петли, закрепленные на стенках через одинаковые интервалы. Тело отца Вайкезика положили на переднюю скамью и закрепили веревками, пропустив их под сиденье и привязав к ремням в стене: получилось что-то вроде веревочной корзины, ограничивающей перемещение тела. Все остальные — Д’жоржа, Марси, Брендан, Эрни, Фей, Сэнди, Нед и Паркер — сели на боковые сиденья. Обычно задние дверцы закрывались только на внутреннюю защелку, что позволяло солдатам быстро выйти наружу в случае аварии или чрезвычайных обстоятельств. Но на сей раз сам полковник Фалкерк запер дверцу на наружный засов. Этот скрежет навел Д’жоржу на мысль о тюремной камере или подземелье и наполнил отчаянием. В потолке имелся флуоресцентный светильник, но Фалкерк не дал команды включить его, и им пришлось ехать в темноте.