Стали чаще попадаться мужчины в куртках и штанах наподобие солдатских, но более ярких цветов и без доспехов, и у некоторых из них были мечи. Никто здесь не ходил босиком, обуты были даже те, кто носил мешковатые штаны. Женщины носили чаще всего длинные платья, с вырезом ниже обнаженных плеч, открывающим порой и верхнюю часть груди. Женская одежда была сшита как из шерсти, так и из шелка. Морской народ вел в Тире оживленную торговлю шелком. По улицам двигались портшезы и экипажи, запряженные лошадьми, не меньше было и запряженных быками телег и фургонов. И все-таки слишком многие лица вокруг выражали тоску и отрешенность.

Гостиница «Звезда», которую выбрал Лан, соседствовала с ткацкой мастерской и с кузницей; от самой гостиницы их отделяли узкие переулки. Кузница была сложена из нетесаного серого камня, мастерская ткача и гостиница были деревянными, хотя «Звезда» оказалась четырехэтажной, а маленькие оконца виднелись еще и на скатах крыши. Трескотню ткацких станков заглушал порой звон металла под кузнечным молотом.

Путники отдали своих лошадей конюхам, которые повели лошадей на задний двор, и вошли в здание. По всей гостинице из кухни разносились запахи рыбы, выпечки и, возможно, чего-то тушеного, а еще аромат жареной баранины. Мужчины в общей зале как на подбор были в плотно облегающих куртках и свободных штанах. Перрин подумал, что эти люди не были богачами, хотя, по его понятиям, мужчины в цветных одеждах с широкими рукавами и женщины с обнаженными плечами, в ярких шелках должны были быть или состоятельными, или знатными. Но и те и другие вряд ли стали бы терпеть такой шум. Может быть, поэтому Лан и выбрал эту гостиницу.

– Как мы уснем в таком грохоте? – пробубнила Заринэ.

– Никаких вопросов? – улыбнулся ей Перрин. Он бы не удивился, если бы девушка в ответ показала язык.

Хозяин оказался круглолицым, лысеющим человеком в длинном темно-синем кафтане и обычных здесь свободных штанах. Он поклонился приезжим, сложив руки на своем солидном животе. На его лице застыло все то же выражение усталой отрешенности и покорности судьбе.

– Свет да озарит вас, госпожа, и добро пожаловать, – вздохнул он. – Свет да осияет вас, господа, и добро пожаловать, – повторил хозяин, кланяясь мужчинам. Встретившись взглядом с желтыми глазами Перрина, он слегка вздрогнул и устало перевел взор на Лойала. – Свет да осияет вас, друг-огир, и добро пожаловать. Больше года прошло с тех пор, как я встречал в Тире кого-то из вашего рода. Какие-то работы в Твердыне. Конечно, они жили в Твердыне, но я видел их однажды на улице. – Он замолчал и снова вздохнул; казалось, этот человек был не в состоянии даже полюбопытствовать, почему еще один огир появился в Тире и с какой вообще целью кто-то из этой компании прибыл в город.

Лысеющий хозяин, чье имя было Джураг Харет, лично проводил гостей в комнаты. Очевидно, шелковое платье Морейн и то, что она прятала свое лицо, в совокупности с жестким лицом Лана и его мечом произвели на хозяина гостиницы впечатление, какое производит знатная леди, сопровождаемая телохранителем, и поэтому они были удостоены его персонального внимания. Перрина он воспринимал, скорее всего, как слугу, Заринэ явно не замечал – к ее явному неудовольствию. А Лойал был для Харета, в конце концов, всего лишь огир. Позвав прислугу, чтобы сдвинуть кровати для Лойала, хозяин предложил Морейн отдельную комнату, где можно обедать и ужинать, если она того пожелает, и женщина с достоинством приняла его предложение.

Все они держались вместе, образовав небольшую процессию в верхних коридорах. Потом Харет, продолжая вздыхать, удалился, оставив своих постояльцев у комнаты Морейн. Стены коридора были покрыты белой штукатуркой, и голова Лойала почти касалась потолка.

– Отвратительный субъект, – пробормотала Заринэ, яростно отряхивая обеими руками пыль со своих узких юбок. – Полагаю, он принял меня за вашу служанку, Айз Седай. Уж на это я не согласна!

– Попридержи язык, – тихо сказал ей Лан. – Если ты произнесешь эти два слова там, где их могут услышать, то горько пожалеешь об этом, девочка.

Она посмотрела на Лана так, будто собралась пререкаться, но его ледяные голубые глаза на этот раз подморозили ее язычок, хотя и не охладили огонек в глазах.

Морейн как будто ничего не слышала. Пристально глядя куда-то в пространство, она мяла свой плащ, словно вытирая руки. И совершенно не сознавала, что делает, – как показалось Перрину.

– Как мы собираемся искать Ранда дальше? – спросил он, но она его, видимо, не слышала. – Что скажете, Морейн?

– От гостиницы не отходите, – через некоторое время ответила она. – Тир – опасный город для тех, кто не знает местных обычаев. Здесь Узор может быть разорван. – Последние слова Морейн произнесла тихо, словно лишь для себя. Немного повысив голос, она продолжила: – Лан, давай посмотрим, что мы можем обнаружить, не привлекая внимания. А вы, остальные, не отходите от гостиницы!

– Не отходите от гостиницы! – передразнила Заринэ, но Айз Седай и Лан уже спускались по лестнице. Однако Заринэ сказала это так тихо, чтобы ни Страж, ни Айз Седай не услышали. Потом она промолвила: – Этот Ранд… Это тот самый, которого ты назвал… – Если она сейчас и напоминала сокола, то это был встревоженный сокол. – И мы в Тире, где в Сердце Твердыни находится… И пророчества гласят… Да спалит меня Свет, та’верен, в такое ли сказание мне хочется попасть?

– Это не сказание, Заринэ. – На мгновение Перрин ощутил ту же безнадежность, которая сквозила в облике хозяина гостиницы. – Колесо вплетает нас в Узор. Ты сама выбрала и сплела свою нить с нашими. Теперь уже слишком поздно извлекать ее обратно.

– О Свет! – опять заворчала Заринэ. – Теперь ты заговорил почти как она!

Перрин оставил Заринэ с Лойалом и пошел отнести вещи в свою комнату. Там стояла низкая кровать, удобная, но маленькая, вполне пригодная, как считали горожане, для слуги; еще умывальник и табуретка; несколько деревянных колышков торчали из потрескавшейся оштукатуренной стены. Когда Перрин вышел из комнаты, в коридоре уже никого не было. Звон молота о наковальню позвал юношу к себе.

Столь многое в Тире казалось странным, что для Перрина стало облегчением войти в кузницу. Первый ее этаж представлял собой одно большое помещение, а вместо задней стены были две широкие створки, открытые во двор, где обычно подковывали лошадей и быков, ремень для которых висел тут же. Молоты стояли на своих подставках, щипцы всех видов и размеров висели на прибитых к стенам брусах, заготовки и ножи для подрезания копыт, а также другие инструменты были аккуратно разложены на деревянных верстаках вместе с долотами, зубилами, всевозможными наковальнями с рогом, прессовочными штампами и прочими приспособлениями кузнечного ремесла. В деревянных ларях лежали болванки из железа и стали различной толщины. Пять точильных колес разной степени шероховатости стояли на плотно утрамбованном полу, в кузнице было шесть наковален и три кузнечных горна с каменными стенками, при каждом – свои мехи, хотя только в одном из них виднелись горящие угли. Бочки для закалки стояли под рукой, наготове и наполненные.