Я неловко повернулся в своем объемистом ХА-2. Никогда раньше я не придавал большого значения скафандрам, но на Марсе с его тонкой, разряженной атмосферой, они просто необходимы для людей, покидающих на время обычное укрытие.

Я сделал не более пяти шагов, когда снова услышал рядом голос Джоя:

— Я останусь с вами, мне не нужен скафандр, сеньор Хектон, — произнес он смущенно.

Я повернулся и посмотрел на него, стараясь сдерживать раздражение.

— Джой, вы давно на Марсе?

Он спокойно смотрел на меня светло-карими глазами.

— Два дня, сеньор.

Он выбросил вперед два пальца.

— Вы уже побывали там?

Я указал на безлюдный пейзаж за плотными стеклами окна.

— Вчера, — кивнул он.

Его взгляд был живым и смышленым. Джой смотрел на меня так, словно ожидал услышать что-то важное. Сбитый с толку, я огляделся по сторонам и заметил Манэ — управляющего вокзалом.

— Эй, Чарльз, — окликнул я его.

Манэ — высокий француз с блестящими черными глазами — направился к нам.

— Рад видеть вас обоих. Хорошо, что вы познакомились.

— Чарльз, расскажи Джою о Марсе, — попросил я. — Содержание кислорода в воздухе здесь примерно такое, как на высоте более пяти миль у нас дома. Скажи ему о большом значении высотного костюма.

Манэ тряхнул головой.

— Билл, сеньор Ингухана жил в Андах. Он родился в городе, который расположен на высоте восемнадцати тысяч футов над уровнем моря. Марс для него все равно, что еще одна горная вершина.

Он на минуту умолк.

— О! А вот и Фрэнк! Фрэнк, составь нам компанию.

Фрэнк Грэй был очень высокого роста. Он работал оператором на атомной тепловой установке. Худой, подтянутый, он выглядел просто огромным в своем скафандре, направляясь к нам широкими шагами. Его представили сеньору Ингухане, и, уже собравшийся подать руку для приветствия, Фрэнк вдруг убрал ее, нахмурившись.

— Что тут происходит? Я почти в самом начале списка на присвоение звания инженера. Кому вздумалось вводить посторонних? — Он не дожидался ответа, а сердито продолжал: — Теперь я вспомнил. Мне уже приходилось слышать о намерениях индейцев. Это просто оскорбление для хороших специалистов. Чего они добиваются? Заставить нас думать, что мы всего лишь кучка временных рабочих?

Манэ попытался успокоить его:

— Фрэнк, ты же достаточно хорошо образован, чтобы понять, если мы сможем стать людьми, действительно способными жить…

Он замолчал, поскольку Фрэнк повернулся и зашагал прочь. Мы безмолвно смотрели ему вслед. Я взглянул на Джоя, но его лицо было бесстрастным. Манэ смущенно опустил глаза.

— Вам лучше пойти к поезду. Там найдутся кое-какие мелочи, которые следует показать Джою. Вся проверка должна занять ровно шестнадцать минут.

Точно в срок атомный локомотив «Крыса Пустыни» был легко доставлен электрическим тягачом в огромную залу, служившую воздушным шлюзом между зданием вокзала и внешней атмосферой Марса. Через минуту открылось ее узкое горло и, заскользив вперед под действием собственной огромной силы, локомотив двинулся по замерзшим путям к выходу.

На востоке солнце только клонилось к горизонту. Я указал на него и окликнул Джоя через переговорное устройство в шлеме. Он поднялся с места и проследил глазами в направлении, указанном моим пальцем.

— Лед, сеньор?

— Лед, — согласился я.

Замерзшие ручейки оставляли ледяные полосы на металлической обшивке вагонов. Я смотрел назад сквозь выпуклые стекла передней кабины. Двери декомпрессионной камеры уже закрылись за нами, и теперь во всю длину был виден гладкий, обтекаемый локомотив, искрящийся каплями моментально леденеющей влаги.

Температура ниже семидесяти градусов. Типичная для начала зимы в умеренной зоне Марса. Перед нами на плоской равнине, выделяясь черным, блестящим пятном, располагалось маленькое поселение землян, занятых горнорудными разработками. Затем за окнами проскользнули купола объединенной энергосистемы, внутри которых были жилища рабочих. Железнодорожные пути вели прямо в главное здание, но вагоны, которые должны были следовать с нами, включая и специально оборудованные пассажирские вагоны — были уже сцеплены в длинный состав с отработанной рудой.

Я сдавал назад, пока вагоны прицепляли к нашему локомотиву, затем открыл дверь и спрыгнул на землю. Солнце светило мне прямо в глаза с темно-синего неба. Звезды, однако, были еще видны, они будут с нами весь день. Я оглянулся. Джой стоял в проеме двери.

— Двери лучше держать закрытыми, — крикнул я ему и поднялся в пассажирский вагон. Пройдя обязательный воздушный шлюз, я оказался в комфортабельном салоне для пассажиров, ощутив на себе быстрый и любопытный взгляд нескольких человек, которые сидели в баре. Действительно, ведь я был лоцманом большого и важного поезда. Четверых, сидящих за столиком в баре, я знал, они были высокими должностными лицами на железной дороге. Один из их компании, который представился как Филип Баррон, только что прибыл с Земли. Он был коренастым молодым человеком с кудрявыми черными волосами и серыми глазами, темными, как агаты.

Вице-президент Генри Вэйд начал разговор первым:

— Билл, наши главные ведомства на Земле слишком увлеклись привлечением к труду на Марсе индейцев, живущих в Андах, считая их наиболее пригодной и дешевой рабочей силой, дающей максимальную прибыль. Они даже стремятся населить Марс большими колониями таких рабочих. Однако эта идея весьма опасна. Через несколько лет они устроят революцию и потребуют считать Марс зоной их личной собственности, захватив все бесценное оборудование, которым мы снабдили производственные отрасли на Марсе.

Один из присутствующих прервал его:

— Билл, а тебя еще не сразил твой напарник?

— С Джоем, мне кажется, все в порядке, — ответил я уклончиво.

— Думаешь, он может свободно жить в этом климате?

На некоторое время я задумался.

— Во всяком случае, очевидно, что он способен свободно дышать этим воздухом, — заключил я.

Трое чиновников иронично рассмеялись:

— Один из представителей будущего населения. Реальный житель Марса. Несколько сотен таких же, как он, в данный момент получают техническое образование. Женщины тоже. Скоро и мы, и ты, Билл, станем лишь упоминанием в истории развития железнодорожного транспорта на Марсе.

— Черта с два о вас вспомнят, — заключил вице-президент Вэйд.

Но и остальные разговоры этих людей не принесли мне облегчения. То был период, когда я частенько проклинал эту дорогу и эту жизнь. Но гораздо чаще я понимал, что с трудом могу представить себе другую работу, которой бы занимался с той же серьезностью. Не последнюю роль играл и тот факт, что зарплата была огромной.