Быть может, читатель не забыл, что одной из первых административных мер, принятых д’Ожероном на губернаторском посту, была доставка из Франции спутниц жизни для флибустьеров. Операция завершилась столь блистательным финансовым итогом, что в дальнейшем Вест-Индская компания сама занялась снабжением мужского населения Тортуги дражайшими половинами. Ни д’Ожерон, ни прочие акционеры компании не отказывались от полагавшейся им доли флибустьерской добычи. Но в отличие от сиятельных компаньонов, смотревших на Тортугу лишь как на живительный источник денег, о происхождении коих они не желали знать (деньги ведь не пахнут!), Бертран д’Ожерон употреблял добытый капитал на благо колонии.

Бескорыстие этого человека выглядит в высшей степени странно на фоне безудержной алчности героев флибустьерских авантюр. Много лет подряд д’Ожерон тратил не только губернаторские «отчисления», но даже свое жалованье на то, чтобы привезти, расселить и устроить на Тортуге фермеров, ремесленников и прочих полезных людей. Он давал им деньги на открытие предприятий, ссужал кредитами самые смелые коммерческие начинания и спасал их в последнюю минуту от банкротства.

Искатель приключений, в пятнадцать лет отправившийся за море, бывший буканьер, бывший флибустьер, плантатор и купец, сведущий в торговых делах, он был идеальной фигурой компетентного руководителя пиратского гнезда. Более того, именно на этом посту он проявил качества, которые не сумел раскрыть, а может, и не подозревал за собой в предыдущей деятельности.

Одной из его главных забот был демографический рост тропической провинции. В 1667 году он обеспечил безопасность первых французских поселений на Эспаньоле, изгнав испанцев из городка Сантьяго-де-лос-Кабальерос в центре острова. Эти селения – Кю-де-Сак, Пор-де-Пэ, Кап-Франсе, Леоган и Пор-Марго – стали быстро расти. В их гаванях флибустьеры прятали свои суда, а вокруг мирные обыватели разбивали плантации, где сажали сахарный тростник, хлопок, имбирь и табак, называвшийся там «петун». Тортуга же, с ее Скальным фортом, гарнизоном, экспедиционным корпусом и хорошо вооруженными кораблями, стала форпостом – своего рода Мальтой Флибустьерского моря.

В 1668 году Бертран д’Ожерон отправился во Францию возобновить свои полномочия. При встрече он предложил министру Кольберу основать французскую колонию во Флориде. Вопрос был направлен для подробного изучения в соответствующий департамент, а затем благополучно оставлен пылиться в папке. Губернатор возвратился в следующем году на Тортугу в сопровождении четырехсот анжуйцев (сам он тоже был уроженцем городка Рошфор-на-Лауре в провинции Анжу), билеты которым он купил на свои деньги. Тогда же он договорился с судовладельцами ежегодно переправлять в Вест-Индию – по-прежнему за его, губернатора, счет – по триста новых колонистов. В голове д’Ожерона роились грандиозные прожекты. Но, как слишком часто бывает, энтузиазм, благородство и бескорыстная помощь ближнему оказываются бессильны перед лицом большой политики.

Самую оживленную торговлю Тортуга и ее мелкие «филиалы» вели с голландцами. Не менее шестидесяти – восьмидесяти голландских судов привозили ежегодно из Европы инструменты и стройматериалы, ткани и мануфактуру, у французов же купцы загружались колониальными товарами.

– Отныне запрещаю своим подданным фрахтовать голландские суда! – объявил король.

Запрет обрушился в мае 1670 года как снег на голову. Он был прямым результатом смены политического курса в Европе после подписания Людовиком XIV Аахенского мира (1668). Целью этой политики была дипломатическая и коммерческая изоляция Нидерландов, с которыми французский король намеревался затеять войну.

В Кю-де-Саке и Леогане колонисты схлестнулись с солдатами, не позволившими грузить уже сложенные на причале товары. Голландские суда ушли пустыми. Товар сгнил на месте.

Колонисты запаслись оружием и порохом, и, когда в следующий раз патруль попытался помешать погрузке, поселенцы перебили солдат. Бертрану д’Ожерону скрепя сердце пришлось возглавить карательную экспедицию против людей, приехавших в колонию по его настоянию и на его деньги.

В 1673 году (начавшаяся за год до того война с Голландией продлилась шесть лет) ему было предписано из Парижа совместно с губернатором Мартиники разорить голландские владения в Вест-Индии. Д’Ожерон едва успел отойти от Санто-Доминго, как налетевший тропический ураган выбросил его судно на ту часть острова, которая принадлежала испанцам. Взятый в плен, он «сумел бежать на утлой лодчонке без еды и питья и умирающим был подобран на островке Самана, примерно в двухстах милях севернее». Острова с таким названием мне отыскать не удалось; возможно, речь идет об одном из островков в бухте Самана на северо-востоке Санто-Доминго, но разве это побережье не принадлежало испанцам? Как бы то ни было, здоровье д’Ожерона после этого сильно пошатнулось, и, вернувшись на Тортугу, он оставил там губернаторствовать своего племянника, кавалера де Пуансэ, а сам поехал в Париж.

– Буду просить аудиенции у короля. У меня есть замечательный план покорения всего Санто-Доминго.

Лежа в постели, больной Бертран д’Ожерон твердил это своей квартирной хозяйке на улице Каменщиков Сорбонны. Пожилая женщина ухаживала за ним со всей преданностью, на какую была способна. Она же сохранила последние слова д’Ожерона о покорении далекой колонии, сказанные им перед тем, как испустить дух 31 января 1676 года.

Выгравированная на мраморной доске в церкви Св. Северина надпись заканчивается тремя буквами – R. I. Р., означающими на латыни «Покойся в мире». Боюсь, среди редких посетителей и прихожан, читающих эти слова, не сыщется и одного человека на сто тысяч, который вознес бы молитву за упокой этого поразительного управителя. Да и то верно: кто сейчас помнит, что именно Бертран д’Ожерон привез женщин в Вест-Индию, что он был зачинателем многих полезных дел в этом районе? Умер он, подобно большинству энтузиастов, без гроша за душой, оставив в наследство лишь ларец, набитый векселями, по которым никто не думал платить…

Официальный рескрипт о назначении Жака Невё, кавалера де Пуансэ, губернатором Тортуги и Санто-Доминго прибыл в середине 1676 года. А в следующем году министр Кольбер получил от него самое тревожное известие, какое только может поступить из колонии или провинции: население покидает ее. Причем речь шла не об отдельных случаях отъезда, а о начавшемся массовом исходе, который в приложении к организму можно сравнить лишь с кровотечением. Пуансэ без обиняков объяснил причины этого тревожного явления: стеснения в торговле и растущий гнет монополии.

Декретом о создании Вест-Индской компании (ставшей преемницей Компании островов Америки) Людовик XIV передавал ей исключительные права на торговлю во всем Новом Свете. Этот декрет был датирован 1664 годом, то есть к моменту описываемых событий минуло тринадцать лет. Мы знаем, что правительственное распоряжение оказывает воздействие не сразу, а тем более в XVII веке. Монопольное право трактовалось очень широко, в нем было бессчетное множество лазеек. Тортуга с молчаливого согласия властей пользовалась особым статусом, учитывавшим, какие доходы приносили гнездившиеся там флибустьеры. Поселенцы продавали свои товары кому угодно, но главными их партнерами были голландцы. Первые ограничения этой коммерции вызвали в 1670 году стихийные бунты в Кю-де-Саке и Леогане. То была реакция на политику «завинчивания гаек».