Стемнело. «Наконец-то…» — темные силуэты, неразличимые на фоне берега Мухавца, стараясь быть бесшумными, сливаясь с трупами в мертвенном свете осветительных ракет, поползли к берегу. Десятки и сотни, в смердящих и прожаренных солнцем казематах, их ждали — с безумной надеждой. Жажда притупила страх — ползущих могло быть больше, но все понимали, что в таком случае многочисленные «водоносы» станут заметными. В тишине ночи гремели выстрелы: с противоположного берега в тени у Мухавца зорко всматривались пулеметчики, дававшие периодически «контрольную очередь» и стрелки, посылая пули в казавшиеся подозрительными тени. Иногда «тень» издавала предсмертный вопль — но ползли и ползли новые, имевшие выбор — смерть от жажды или пули и выбиравшие менее мучительную.

…«Ночью идет оживленная стрельба, что, очевидно, нужно приписывать состоянию подразделений, по существу, с начала вторжения сражающихся без паузы», — записал в KTB Герхард Эткен. «С 00.00 часов слышны выстрелы в центре крепости», — сообщает в своем утреннем донесении обер-лейтенант Ирле (PiBtl 81). Кстати, к этому времени ударный взвод 1-й роты и взвод подрывников 2-й роты вернулись в батальон[1201].

2.00. Обер-лейтенант Хайдфогель, адъютант I.R.135 тоже слышит выстрелы. Но что они означают — он не знает, как и Ирле или Эткен: «После наступления темноты местами сильный шум боя. Кажется, пытаются прорваться окруженные русские; однако основной огонь, видимо, идет от наших изнервничавшихся и уставших войск»[1202].

Однако в донесении разведотряда, блокировавшего «Дом офицеров» со стороны Мухавца, говорится о том, что этой ночью была отбита попытка прорыва, предпринятая неприятелем в районе дивизиона. При этом было убито примерно 25 русских[1203].

…Что на самом деле произошло в ночь на 26 июня? Была ли на самом деле попытка прорыва из «Дома офицеров» или пкт 145? Возможно, это была и какая-либо другая, самостоятельная группа, не подчиняющаяся Фомину. Воспоминания Солозобова достаточно убедительны, для того чтобы отрицать попытку прорыва всего отряда Фомина. «Бой с тенями» солдат, от страха и издерганности паливших во все подряд? Наконец — вполне вероятно, что стрелки разведотряда приняли ползущих за водой к Мухавцу защитников «Дома офицеров» за прорывающихся и, открыв по ним огонь, на следующий день просто подсчитали трупы, лежащие на берегу Мухавца[1204].

По мнению Хайдфогеля: «Противник определенно уже достаточно измотан, но сражается с отвагой отчаяния (т. к. он верит, что немцы не дают пощады). Его потери оценить сложно, пленных мало».

«Сопротивление неприятеля постепенно ослабевает»[1205], — подтверждает впечатление Хайдфогеля A.R.98. Впрочем, на основании чего артиллеристы сделали такой вывод?

Планы I.R.135 пока неясны — зависят от выделения «группе Йона» специальных боевых средств. Штаб дивизии продолжает вести активную работу по их выколачиванию — в результате в течение ночи «сорок пятой» для зачистки на Северном острове придаются танки «Сомуа» (Somua S-35), бронепоезда № 28.

…Начался новый день обороны «Дома офицеров». Вероятно, уже почти все защитники казармы 33-го инженерного чувствовали: он будет последним. Иссякли и боеприпасы и силы. Оставалось только ждать и надеяться, уцелеть в этот день, и дальше — выжить, пройдя сквозь все испытания. Военфельдшер 84 сп С. Е. Милькевич: «Все знали, что помощи нам ждать неоткуда, прощались друг с другом, старались запомнить домашние адреса, чтобы потом, если кто-нибудь из нас останется в живых, сообщить товарищам, родным, Родине»[1206].

B. C. Солозобов: «Утром раненые в подвалах, вероятно, уже все знали и почти ничего не спрашивали у меня, только стоны немного утихли, как будто люди надеялись все-таки услышать хорошее.

— Жалобы есть у кого? — спросил я.

— Вы лучше расскажите новости, — ответили раненые.

— Наши войска из города Бреста наступают в сторону крепости, — умышленно солгал я, чтобы поднять их дух.

Бойцы сразу повеселели.

— Это очень может быть, не могли же наши войска далеко отступить. Не сегодня, так завтра будут здесь, — произнес кто-то из них.

Мне и самому хотелось, чтобы эти надежды сбылись. Уходя из подвала, я чувствовал сильную усталость.

Комиссар сидел у стены, обхватив обеими руками голову. Я решил обратиться к нему:

— Товарищ комиссар, раненых нечем кормить.

Он устало ответил:

— Надо выяснить, что там у нас имеется, присядьте, сейчас уточним.

Выглядел Фомин утомленно, одет он был в солдатскую гимнастерку. Я отполз метров 5 в сторону и, расположившись под, сводом, быстро уснул…»[1207]

8.40. Прибывает приказ по армии № 1 «Barbarossa». 45 I.D. выбывает из состава XII армейского корпуса Вальтера Шрота и включается в состав LIII А.К. (генерал пехоты Карл Вейзенбергер).

Шрот попрощался с «сорок пятой» в суточном приказе по корпусу № 2 от 27 июня: «…[Дивизия] в течение немногих дней своего подчинения… особенно отличилась своими смелыми и энергичными действиями.

Бессмертными подвигами 45-й дивизии, на которые она может оглядываться полная гордости, стали быстрое овладение мостов на Буге и Мухавце и доставшееся с тяжелыми потерями овладение крепостью и цитаделью Брест-Литовска.

Поэтому сегодня я еще раз высказываю командиру и его смелой дивизии мою особую благодарность и признание.

Только неохотно, но желая, чтобы солдатское счастье и дальше было даровано дивизии, я отчисляю ее из своего соединения».

11.00. А теперь проза жизни — корпус, провожая дивизию, подводит итоги ее действиям в своем составе. О достижениях было сказано немало — теперь о потерях. В нижеследующей таблице приведены потери корпуса за 22–24 июня (вкл.):