Крещение Хлодвига в купели-чаше как бы замыкает всю сюжетную канву истории, символизируя победу нового и чистого над ветхим и грязным: христианства – над язычеством, упорядоченного королевского единоначалия – над хаотичной стихией многовластия скопища. Не менее важно упоминание о том, что священнослужителем, просившим вождя франков вернуть чашу, был, согласно фредегаровой «Хронике», именно епископ Ремигий Реймсский. Итак Хлодвиг встречается со своим будущим крестителем задолго до самого обращения. Как представляется, символизм этих на первый взгляд незначительных деталей отнюдь не ограничивается простыми совпадениями. Для средневековых хронистов и миниатюристов в них проявлялась возможность подчеркнуть глубинную связь событий мирской истории с Божьим Промыслом.

Датировка крещения Хлодвига, как, собственно, и вся хронология и даже последовательность событий его правления остается в современной историографии предметом дискуссий. Произошло ли это уже на Рождество 25 декабря 496 г., или же в 498 г., или 503 г., либо даже относится ко времени после 506 г., и король франков крестился аж в 507 или 508 году?

«Хроника» Фредагара, в отличие от турского епископа, сообщает лишь, что крещение короля франков вместе с шестью тысячами франков произошло не на Рождество, а на Пасху. Но какого года? Неизвестно также и в каком городе произошло крещение: в Рейсме или в Туре? Пожалуй, стоит согласиться с теми исследователями, которые отстаивают более раннюю датировку крещения франков между 496–498 гг., ведь она остается достаточно авторитетной и лучше согласуется с логикой событий времен правления Хлодвига. «Так король признал всемогущего Бога в Троице, крестился во имя Отца и Сына и Святого Духа, был помазан священным миром и осенен крестом Христовым. А из его войска крестились более трех тысяч человек», – подытоживает свершившееся Григорий Турский.

Каковы же были последствия крещения короля франков для него самого и страны, которой он правил и пределы которой стремился увеличить?«Я глубоко задумался, размышляя о значении этого события, – напишет в одном из своих писем епископ Авит Вьеннский, – когда многочисленная толпа собравшихся епископов, составляя круг святых служителей, оживляла в воде жизни члены короля; когда голова, грозная для народов, склонилась перед служителями Бога; когда волосы, вскормленные шлемом, покрылись спасительной защитой священного помазания; когда между звеньями брони незапятнанное тело сияло столь же нетронутой чистотой одежд».

Действительно, значимость произошедшего сложно переоценить, ведь отныне франкский правитель окончательно становился не просто вождем одного из варварских племен, но христианским королем, власть которого могла уже не ограничиваться лишь его соплеменниками либо землями, на которых они проживали. Отныне менялась сама роль и значение королевской власти. Ведь до этого все варварские короли были либо язычниками, либо еретиками-арианами, и лишь новообращенный франкский правитель оказывался орудием воли истинного Господа, воплотителем его божественного промысла и первым в ряду совершенно новых, невиданных доселе правителей. Пожалуй, в этом отношении он действительно если не становился равным, то уж точно приближался по своему значению к императору Константину Великому, и лишь властитель Византийской империи мог превосходить теперь франкского короля по своей значимости в христианском мире.

В этом отношении именно крещение Хлодвига станет впоследствии, если не важнейшей, то уж точно одной из ключевых предпосылок возобновления империи на Западе королем франков, а затем императором Карлом Великим. О том, что уже современники прекрасно осознали всю непреходящую значимость произошедшего, наглядно свидетельствует в своем послании уже упомянутый Авит Вьеннский, бывший епископом в 490–518 гг.: «Греция (имеется в виду Византийская империя – прим. автора) может радоваться тому, что выбрала правителя, который разделяет нашу веру, но она больше не единственная заслуживает такого благодеяния. Твоя область блистает своим собственным сиянием, и в личности короля пределы Запада озаряются светом уже известной звезды. И неслучайно сияние этого света началось в день Рождества нашего Спасителя». Отныне как на Востоке, так и на Западе общего христианского мира у кормила власти находились правители, исповедовавшие истинную веру.

Итак, теперь Хлодвиг получал возможность претендовать на верховную власть надо всей Галлией, чем он не преминул воспользоваться. Теперь он смог, опираясь на поддержку канонической кафолической, то есть вселенской, церкви латинского обряда[4], не только усилить свое влияние на собственный народ, но распространить его на всех жителей страны. Именно принятие ортодоксального христианства сыграло решающую роль в окончательном установлении владычества франков над местным галло-римским населением, которое перестало видеть в этих варварах-германцах язычников или еретиков, но восприняло их как единоверцев.

«Многие жители Галлии очень захотели тогда быть под властью франков», – кратко подытожил произошедшую перемену Григорий Турский. Возможно, именно об одном из этих добровольных переходов романского населения под франкское владычество после крещения Хлодвига (точную хронологию произошедшего установить невозможно), сообщает Прокопий Кесарийский, описывая так называемых арборихов (жителей Арморики?) – потомков римских солдат, охранявших ранее границу по Рейну и оставшихся после падения Западной Римской империи один на один с варварским миром без какой-либо надежды на поддержку извне: «Рядом с ними (франками – прим. автора) жили арборихи, которые издавна наравне с жителями всей остальной Галлии и Испании были подданными Рима… С течением времени, напав на Римскую империю, они (германцы, в том числе и франки – прим. автора) завладели всей Испанией и Галлией по ту сторону реки Роны и сделали их своими данницами. Военную службу для римлян несли тогда арборихи. Желая подчинить их себе как своих соседей и как изменивших своему древнему политическому строю, германцы стали их грабить и, будучи воинственными, всем народом двинулись против них. Но арборихи, проявляя свою доблесть и расположение к римлянам, показали себя в этой войне людьми достойными. Так как германцы не могли одолеть их силою, они сочли их достойными стать им товарищами и породниться друг с другом близким родством. Арборихи охотно приняли это предложение. Так как и те и другие были православными[5], то они, таким образом, слились в один народ и стали еще более сильными. Но и другие римские воины были поставлены там для охраны в крайних пределах Галлии. Так как они не имели никаких средств, чтобы вернуться в Рим, а тем более ни в коем случае не хотели сдаться врагам, которые были арианами, то они себя со всеми знаменами и ту страну, которую они издавна охраняли для римлян, сдали арборихам и германцам; своим потомкам они передали все традиции и сохранили обычаи своей родины, свято храня их и теперь. Их легко можно узнать по номерам тех легионов, в которых в прежнее время они несли военную службу; и в бой они идут, неся перед собой те знамена, которые у них были, и всегда применяют законы своей родины. Они сохранили также римский костюм как во всем остальном, так и в своей обуви (возможный вариант прочтения согласно конъектуре – «в своем головном уборе» – прим. автора)».