– Что ты предлагаешь? – Голос Маячника походил на гудок одинокого парома в ночи, Маричка дернулась.

– Предлагаю собрать оставшиеся раритеты, создать капсулу и спрятать все, до чего мы можем дотянуться, пока Охотники не прибрали это к рукам.

– А Охотники в это время будут сидеть и попивать чаек, чтобы не помешать нам ненароком? – едко вставил Марк.

– Нет, они уже начали нам мешать. Я слишком тянул, полагаясь на защитные чары вокруг чемодана и квартиры. Самоуверенный старик! Считал, что один Охотник – слабак, бедолага, пусть подсыхает, ему все одно не подобраться ни к одному из нас, защитные барьеры все умеют строить. Он только пялился издалека и днями не появлялся в поле зрения. Особенно после того как Муська закидала его гвоздиками, а Настасья засыпала крестными знаменьями. Но сейчас он будто ожил, такое с ними случается, когда чуют большой куш, замуровал ходы и выходы, заблокировался в своей пустоте, мы туда так просто не попадем. И он ищет. Рыскает в поисках чего-то необыкновенного. Нюх у него острый, а вот зрение – паршивое. Поэтому так ухватился за Маричку. Чтобы помогла.

– Но никто не просил меня о помощи! – Маричка вскочила с дивана. – Он просто спрашивал, не видела ли я чего необычного…

– О-о-о! Поверь, сказав одно слово тому существу, ты сказала бы их и десять, и пятьдесят и выложила бы ему все, что знаешь… Ты просто тогда ничего не знала. А вот теперь…

– Теперь она знает, да. – Баба Зина сердито посмотрела на Марка. – Именно поэтому не скажет Охотнику ни слова больше.

Маричка с готовностью закивала.

– Ну-ну. – Марк окинул Маричку таким взглядом, что ей захотелось чем-нибудь бросить в него. И как такой добродушный на первый взгляд человек может быть на самом деле настолько противным?! Маричка тут же кольнула себя ответом: а нужно быть внимательнее. Вон, недаром же у него цветок увял, на носках блестящих ботинок присохшая грязь, волосы вроде бы аккуратно лежат, а на самом деле сальные, неприятные. Все в образе марионеточника ее отталкивало. И с ним придется работать? Зачем только Василий Петрович позвал его?

Маричка вроде бы не произносила вопрос вслух, а тут же получила на него ответ:

– Я, конечно, умею контролировать кое-какие штуки, но верность, любовь, отвагу я из воздуха в человека не вдохну…

– Ты и не за этим нам нужен, – прервала жалобу баба Зина, – у нее всего этого с избытком, ты еще успеешь убедиться, уж я-то в людях не ошибаюсь, как ты успел заметить… Ты здесь, чтобы контролировать нас.

– Вас?!

– Нас всех. Ни один из нас не должен будет перейти на сторону Охотников. Даже если случится самое худшее, мы должны защитить и девочку, и чемодан, и наше Хранилище. Мы уверены, то, что ищет Охотник, в чемодане. Или совсем рядом с ним. В доме. Мы найдем его первыми и спрячем. А еще… нам нужно наконец пробить броню охотничьего убежища и прогнать его, пока он не насытился тем, что мы обязаны сохранить. Никто не должен отступиться от своей цели.

– Но мы и так… – Марк, казалось, первый раз за долгое время был растерян.

– Мы и так. Но должны подстраховаться! Кто за?

Все подняли руки, даже Маричка, а Муська с готовностью задрала хвост. Марк развел руками, но кивнул. Маричка погрызла губу.

– А если… – начала она тихо, но потом голос ее окреп. – А если нам не удастся все собрать? Если эти Охотники отберут чемодан?.. Разве все будет так страшно? Ведь как-то мы жили без всего этого, я вообще в школу ходила. – Чем больше говорила Маричка, тем быстрее росла надежда, что ничего ужасного не произойдет. – И у меня есть друзья. И Настасья вон с Муськой живет душа в душу и знать не знает ни про какой чемодан… Ну… то есть…

– Мы тебя поняли, – терпеливо ответила баба Зина, – вот только ты не права. Жить как раньше ни у тебя, ни у этого дома не получится, если его захватят Охотники. Более того, после этого дома они двинутся дальше, чудо за чудом будут поглощать этот мир, пока в нем не останется ни одного загадочного места, ни одного необычного человека. Они поглотят все. И мы слишком долго игнорировали их присутствие, не хотели вмешиваться так долго, что сейчас они уже добрались до нашего жилища, поселились тут, начали охотиться… И они пожрут все неожиданное, все загадочное, все, что только заметят. Знавала я одного Охотника, он чуть не убил мою помощницу, слишком она была беспечна, но и я не лыком шита, отбила ее… Жаль, что я никого не убиваю, они сами ко мне мертвыми приходят… Да. Так вот Марью мою неделю пришлось чаем отпаивать, а ведь он и крупички ее не получил, только прикоснулся. И сейчас мы допустили ту же ошибку, поверили, что неуязвимы, лениво поглядывали на осаду из своих бойниц, а Охотник нам воду травил, оказывается. Нет, так нельзя, останемся совсем без сил!

Маричка с мольбой смотрела на собеседников, ей так сильно захотелось домой, к родителям, вся ее решимость куда-то улетучилась, сердце сжалось, а ладони вспотели.

– Но разве плохо жить просто так?!

Все молча смотрели на Маричку, не сводя с нее глаз, никто не отвечал и не двигался с места. Стрелки красного будильника отщелкивали секунды, за окном шумела метлой Настасья, где-то за домом пронесся, гремя сиденьями, трамвай…

– У тебя уже не получится, – тихо ответил Василий Петрович. – Ты все замечаешь. И заметишь, как из жизни уйдет интерес.

– В нашем деле очень важно ценить свой дар, – неожиданно пробасил Маячник, все обернулись к нему. – Как только начинаешь думать, что обладание – само собой разумеющееся, тут же начинаешь терять его. Я не знаю, как это устроено и кто так придумал. Я давно слежу за волшебниками и им подобными, я наблюдаю за людьми и их успехами, но в обоих мирах самое важное – ценить то, что имеешь и умеешь. Секунда – ничего не случится, даже день, наверное, не изменит ничего, но вот неделя – и ты уже потерял годы, забросил дарованное, и оно отвернулось от тебя. Знаешь, девочка, любой талант потеряется, если ты долго на него не обращаешь внимания. Ты забываешь слова, если не говоришь и не пишешь, ты перестаешь слышать музыку, если не слушаешь ее, ты оставляешь порезы на пальцах, если позабыл, как держать нож…

Все притихли. Настолько непривычно слышать длинную речь из уст Маячника, что даже баба Зина глядела на него изумленно, не перебивала и не подливала никому чай. Маричка вслушивалась в слова, и ей казалось, что рядом шумит морской прибой, слышны крики дельфинов и вот-вот прожектор маяка ослепит ее, посветив в окно.

– Я знавал одного из наших, – продолжил Маячник после паузы, – кто добровольно отдал свой дар полностью, слишком тягостным он ему казался. Я предупреждал, что делать подобного не стоит, но он не послушался. И сгинул. Как многие до него. Как сгинут многие после него. Я не могу подойти к каждому, я не помощник, я просто вижу финал… И слишком много сейчас я вижу причалов, которые мне совсем не нравятся. Именно поэтому я здесь. Чтобы и вы увидели то, что вижу я. А я вижу пустоту. Вот несколько пустых людей… Казалось бы, ничего не изменится. – Маячник покосился на Маричку, та смотрела во все глаза. – И трава будет зеленой, и небо останется голубым, и соседи продолжат сверлить стену, и мать продолжит любить тебя… Вот только пустота имеет свойство расширяться, если ничто ее не заполняет. Она ненасытная, жадная, беспощадная. Как чума или проказа…