Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Исследователи попытались реконструировать социальную базу каждого из конкурентов в войне 1015 г. М. Н. Тихомиров и М. Б. Свердлов пришли к выводу, что оба князя вербовали сторонников среди малообеспеченных слоев населения[151]. Но если Святополк отделался одними только раздачами, то Ярослав из-за конфликта с горожанами находился в более трудном положении, и, чтобы привлечь их на свою сторону, ему следовало поступиться чем-то большим. Главным военным ресурсом князя в надвигающемся столкновении с Киевом, судя по летописному рассказу, являлись именно варяги – значит, первоначально он не рассчитывал на содействие горожан, поскольку его конфликт с отцом был продиктован личным интересом. По всей видимости, сделать ставку на местное население Ярослава заставило только трагическое стечение обстоятельств. Еще Н. И. Костомаров заметил, что «дело восстания Ярослава против отца было совсем не народным новгородским делом» и что «Новгороду не легче было оттого, что Ярослав не платил отцу, а себе оставлял то, что собирал с новгородцев»[152]. При такой трактовке неизбежно возникает вопрос: что могло послужить мотивацией экстраординарного поведения Ярослава?
Возможно, причина заключалась в стремлении Ярослава добиться экономической (а в перспективе – и политической) независимости от Киева. При этом нельзя не заметить, что по времени мятеж новгородского князя примерно совпал с опалой Святополка. После скоропостижной смерти Владимира экономический конфликт Новгорода с Киевом перешел в военно-политическую плоскость. Чтобы противостоять сменившему Владимира Святополку, Ярослав был вынужден прибегнуть к помощи городской общины («новгородцев»), несмотря на то что несколько ранее (если верить летописцу, буквально накануне) он организовал убийство новгородских «нарочитых мужей». По общему мнению исследователей, примирение с новгородцами стало возможным в результате уступок со стороны Ярослава, вследствие чего была достигнута общность стратегических интересов: князь стремился обеспечить за собою киевский стол, а новгородцы стремились закрепить результат сепаратистской политики Ярослава. Так как до этого момента мы не встречаем в источниках признаков заинтересованности местного населения в конфликте с Киевом, можно предположить, что оно воспользовалось сложившейся кризисной ситуацией, чтобы взять инициативу в свои руки. Иными словами, по мере углубления династического кризиса становилась очевидной шаткость позиций обоих претендентов, что способствовало усилению политической роли городских общин, на которые они опирались.
На какие именно уступки мог пойти Ярослав, чтобы обеспечить поддержку новгородцев? Считается, что новгородцы получили от Ярослава акты, которые заложили правовые основы новгородской государственности, однако вопрос об их содержании остается спорным. Одни историки вслед за В. Н. Татищевым отождествляют их с древнейшей частью «Русской правды» (статьи 1-17/18), которая в процессе развития новгородского летописания была включена в НIЛМ под 1016 г. в Краткой редакции и в Софийской I летописи под 1019 г. в Пространной редакции. Другие историки вслед за С. М. Соловьёвым трактуют их как не сохранившиеся до наших дней документы конституционного или финансового характера, отождествляемые с «Грамотами Ярослава», на которых, по свидетельству Новгородской I летописи, в первой трети XIII в. приносили присягу Новгороду приглашаемые на новгородский «стол» князья (первые упоминания об этом относятся к 1228–1229)[153]. Большинство ученых считают появление законодательства Ярослава следствием событий 1015–1016 гг.
Как свидетельствует НIЛМ, по утверждении в Киеве Ярослав «начал воинам своим делить [добычу]: старостам по 10 гривен, а смердам – по гривне, а новгородцам – по 10 гривен всем и отпустил их всех по домам и дал им правду, и, устав списав, так сказал им: „по этой грамоте делайте, и как написал вам, так и соблюдайте“»[154]. Этот пассаж помещен в дефектной статье 6524 (1016/17) г. после известия об изгнании Святополка и его гибели «между Чехи и Ляхи», которому в ПВЛ соответствует описание битвы на Альте под 1019 г. (в Новгородской IV летописи он дан под 1020). По всей видимости, новгородские летописцы соотносили эту законодательную инициативу со вторым вокняжением Ярослава в Киеве, но датировка временем его первого киевского княжения давала исследователям возможность логически объяснить ту заинтересованность, которую новгородцы проявили по отношению к Ярославу в 1018 г.
Вопрос о содержании актов, дарованных Ярославом, предполагает различные варианты ответов, поскольку мы имеем в источниках упоминания о разных документах – «правде», «уставе» и «всех Ярославовых грамотах». М. Н. Тихомиров полагал, что Ярослав дал новгородцам только один документ, а упоминания о других могли возникнуть в процессе редакторской работы летописцев[155]. Мы рискнем предположить, что под «Ярославовыми грамотами» подразумевался пакет документов. Подобное предположение не противоречит показаниям источников, поскольку понятие «все грамоты Ярославли» подразумевает больше одного документа. Как можно заключить из сообщения Софийской I летописи под 1035 г. и Новгородской IV летописи под 1036 г. («пошел Ярослав к Новгороду и посадил сына своего в Новгороде, Владимира, и епископа поставил, Жиряту, и людям написал грамоту, сказав: „по этой грамоте давайте дань“»)[156], присутствовавшего в их общем протографе, новгородцы получили также грамоту финансового характера.
Если видеть отражение законодательства Ярослава в статьях Краткой правды, регулировавших порядок разрешения конфликтов, связанных с насильственной смертью [ст. 1], нанесением телесных повреждений [ст. 2–7], оскорблений [ст. 8–9], хищением имущества [10–18], то ее следует считать прежде всего сводом уголовного права. Поскольку Краткая правда охватывает далеко не весь спектр правовых норм, высказывались мнения о ее экстраординарном характере как чрезвычайного закона для данного случая (ad hoc), хотя высказывались и предположения о том, что часть представленных в ней норм сложилась уже в предшествующий период. Основания для гипотез о том, что «правда» адаптирована для новгородцев, имеются в первой статье, которая гласит: «Убьет муж мужа, то мстить брату за брата или сыну за отца, или отцу за сына, или сыну брата, или сыну сестры; если же никто мстить не будет, то 80 гривен за