На краю лагеря танк с ходу влетел в толстое дерево и заглох. Башни повращались какое-то время, расстреляв остатки боекомплекта. Затем к замершей машине подобрался смельчак, залез на нее и опустошил барабан из нагана в пулеметные бойницы и щель водителя.

Фон Врангеля и троих его умельцев доставили к танку чуть ли не под арестом. Механик смог вскрыть задний люк и пробраться к башням, где изнутри отворил переднюю крышку. Он вылез, перепачканный чужой кровью. В бронекорпусе скрючились тела трех японских офицеров.

– Еще один аргумент, сэр, что танки должны ходить кучно, и за ними эвакуационная техника, – печально прокомментировал барон на куда лучшем, чем у Брусилова английском.

Генерал МакДугал нашел бы что возразить, но его пока даже не опознали. Сэр Бекесфилд, принявший предводительство по старшинству, ни на йоту не относился лучше к странным союзникам, зато понимал, что иногда лучше смолчать.

– Принимайте танк и ставьте его в строй. Приказ об утреннем наступлении никто не отменял.

Барон сам сел за рычаги и перегнал машину к первой роте, где доложил генерал-майору о страшном японском сувенире.

– Танк в порядке, ротмистр?

– Так точно.

– Но у нас нет экипажа к нему.

Несмотря на обычное товарищеское отношение да обращение по именам-отчествам, Врангель вытянулся и по-уставному отчеканил:

– Ваше превосходительство! Разрешите мне вести машину в бой, – и чуть тише добавил: – Нам Военному министру реляции писать о танковом применении, а мы с вами, Алексей Алексеевич, только пыль за гусеницами и видели.

– Кто же за вас ремонт организует?

– В бою моя рота не нужна, а после, бог даст, к ней вернусь.

Генерал секунду подумал, потом разрешил. Скорее всего, впереди – последний танковый бой на этой войне. Павлов и Деникин тоже идут, причем второй из них – простым пулеметчиком. Уцелевший стрелок из экипажа Бетлинга отказался воевать на броне даже под страхом трибунала. Его отозвали в пехоту.

Брусилов построил бронеходы клином, наподобие рыцарской «свиньи». Даром что под латами сотня лошадей, а не одна, суть та же – проложить пешим ландскнехтам дорогу через укрепленные вражьи ряды.

Через час численность новых рыцарей двадцатого века уменьшилась втрое. Японцы, получившие с первой атаки образцы русской техники для изучения, выкатили полевые трехдюймовки к первой траншее на прямую наводку и поставили шрапнельные трубки на пробой. Северный отряд танков угодил как раз на такую батарею.

Врангель увидел, как у идущего впереди бронехода разорвало гусеницу. Машину крутнуло, поставив бортом к японским орудиям. Барон вдавил педаль газа в пол и успел прикрыть командира батальона лобовым листом, приняв на него шрапнельную кувалду, затем притормозил, дабы не отрываться от своих. В замедлившийся танк ударило вторично, и словно что-то лопнуло внутри головы… Далее в памяти ротмистра сохранились лишь какие-то отрывки. Он заорал «Эскадрон, шашки наголо!» и врубил третью передачу. Пулеметчики вжались в броню, ибо на десяти верстах в час, которые развил обезумевший водитель, танк бешено скакал по ямам, не давая не то что прицелиться, но и удержаться у турели.

Машина снесла первое орудие, одновременно приняв в борт новую порцию дроби с шимозой, от которой правый стрелок сполз на пол, а в полумрак заброневого пространства брызнул дневной свет. Врангель круто повернул, рискуя потерять гусеницу, перегазовал и ринулся на трехдюймовку поперек линии наступления танковых рот. Перископ покрылся трещинами, водитель открыл броневую заслонку, ежесекундно рискуя получить шрапнелью прямо в глаза. Третья пушка выбила ведущее колесо, обездвижив машину. Следующее попадание прилетело сзади, разворотив мотор.

Задыхаясь в огне и дыму, барон пополз вдоль правого борта к люку. Когда схватился рукой за запорный рычаг, он уже был раскален, как кочерга. Завопив благим матом, ротмистр вцепился горящими руками в сталь и провернул задрайку, выпихнул крышку и кубарем выкатился на песок, пытаясь сбить огонь с кителя. Краем глаза увидел, как механик из ремонтной роты, отправившийся в бой в пулеметной башне, судорожно взмахнул руками и упал в просвете люка, свесившись до половины наружу. Второй стрелок даже не пытался вылезти и, как видно, сгорел внутри.

Вокруг по-прежнему свистели смертоносные кусочки металла. Стараясь не потерять сознания от безумной боли в сожженных до костей руках, Врангель перекатился под задний свес между ленивцами и затаился. От корпуса сгоревшего танка несло немилосердным жаром, зато он закрыл несчастливого водителя от пуль и осколков.

Чуть придя в себя и даже несколько привыкнув к нестерпимому жжению там, где пять минут назад были ладони, барон осторожно огляделся.

Танки прорвали первую линию, хотя коптящих железных могил осталось много, очень много. Китайская пехота разлилась по батарее и окопам, добивая уцелевших после пулеметного расстрела японцев. Потом прогарцевала британская конница, устремляясь в пробитую бронетехникой брешь.

Наверно, наши победили. В танке выгорел соляр. Врангель осторожно присел, вытянув перед собой почерневшие пальцы. Смешно сказать, дома он прилично играл на фортепьяно – матушка считала музицирование непременным умением для дворянина. Этими пальцами он ласкал Ольгу, многих других женщин и нежно гладил круп вороной кобылы Амалии. Теперь сможет ли ложку удержать…

– Килай! – оборвал его размышления окрик на китайском языке.

– Я – русский офицер, – ротмистр показал на танк и, с трудом припомнив хоть что-то на местном наречии, спросил замызганного пехотинца, тыкающего в него штыком: – Ни ху шо эюй ма?

Невинный вопрос, говорит ли солдат по-русски, то ли из-за плохого произношения, то из-за разности диалектов привел того в бешенство. Китаец больно ткнул штыком, потом угрожающе взмахнул прикладом.

– Ни! Кили!

Барон поднялся и сделал шаг. Штык остро кольнул между лопаток.

– Во бу минбай, – попробовал объяснить танкист, что он не понимает. Удар штыком, пробивший кожу до лопатки, в переводе не нуждался.

По пути ротмистра присоединили к кучке пленных японцев. Конвоиры поругивались, что-то вроде «цзао гао», если Петр правильно разобрал. Показалась группа английских офицеров. Поравнявшись с ними, он закричал:

– I’m a Russian tankmen. Help me!

Британец обернулся, окликнул соотечественников, те повернулись в сторону пленных и радостно заржали. Если и правда русский танкист попал в кучу японских пленников, это очень смешная шутка для британских джентльменов.

– Отставить! – к пленным прибежал унтер из ремроты. – Кто здесь русский?

В спину Врангелю снова впился штык. Он упал на колени, коснувшись земли обожженной рукой, и застонал: «сукин сын».

– Петр Николаевич! Вас не узнать. – Унтер револьвером отогнал конвоира. – Вы ранены?

– Руки сгорели. Заживут.