Грей сжала толстую ножку стакана с «Маргаритой.

— Я бы ее не назвала глупой.

— Ну-у, — сказала Кларисса, жуя лед. — Она глупая, потому что, типа, на кой черт она пишет следаку? Мы ведь используем все подряд, чтобы находить людей.

— Может, это он, — сказала Дженнифер. — Парень пытается сбить тебя с толку. Хорошо, скажем, у него есть ее телефон, и он отрезал ей большие пальцы, чтобы его разблокировать. Он прячет собаку и притворяется девчонкой. Он нанимает вас, чтобы люди думали, что ему не все равно. И вот ты пускаешься на поиски, разговариваешь с ее друзьями и ее семьей.

— Тем временем она сидит в его подвале без пальцев, и, поскольку он врач, он знает, как разрезать ее остальную часть, а затем он будет использовать яхту своего приятеля, чтобы сбросить ее части в Тихом океане. Теперь вокруг плавают большие белые, и поэтому ее съели акулы, но он все еще: «Куда она ушла и где моя собака, бла-бла-бла».

Грей покачала головой.

— Я не думала об этом. Опять же ты кладезь мудрости, Джен.

Эрнесто, официант, принес им тарелки с едой: тако для всех, кроме Грей. Ей достался мексиканский салат «Цезарь», утопающий в заправке.

— Знаешь, — сказала Кларисса, — что пропавшей женщине нужно сделать операцию на носу, увеличить грудь, а затем лететь в Мачу-Пикчу или куда-то еще, потому что ты буквально найдешь ее, как только я посмотрю на ее номер телефона. Извини, что я не увидела твое сообщение. Мой тренер такой козел…

— Какое отношение твой тренер имеет к тому, что ты не делаешь свою работу? — Грей взглянула на Хэнка.

Он поманил ее, чтобы она подошла.

В последний раз, когда Хэнк подозвал Грей, он предложил ей выпить 50-летнего «Реми Мартена». Потом они проскользнули в его офис, упали на замшевый диван. Десять минут они целовались, как подростки, руку Грей просунула под его боксеры, а его рука залезла под ее лифчик. В тот момент, когда другая ее рука расстегивала ширинку его джинсов, Алекс, второй бармен, постучал в дверь офиса и крикнул, что только что прибыла группа ребят из колледжа из Лойолы Мэримаунт. Хэнк поцеловал ее в нос и прошептал: «Позже?» Грей закусила нижнюю губу. «Мммм».

Да, Хэнк был республиканцем, но целовался как демократ, а «позже» было «сейчас», и кто она такая, чтобы игнорировать его попытки поставить страну выше партии?

А теперь Грей сказала:

— Простите, дамы.

Она вышла из-за стола со своей «Маргаритой». К черту помятые льняные штаны и заляпанную шоколадом рубашку.

Кларисса крикнула:

— Вернись к моему девичнику.

Грей ответила:

— Ха! Может быть, — хотя она не планировала присутствовать, потому что вечеринка Клариссы проходила в Лас-Вегасе. Она ненавидела это место и поклялась никогда туда не возвращаться.

В баре она протянула свой умирающий коктейль в огромные руки Хэнка.

— Хочу вернуть деньги, пожалуйста. Мне они нравятся крепкими.

— Да?

Его глаза сверкали неоновым светом.

— Мне нужно, чтобы этот коктейль оказывал какой-то эффект, понимаешь?

Его улыбка, эти глаза — все вызывало у Грей головокружение, возбуждение, сбивало с толку. Как будто она убила в себе бывшую школьницу-баптистку-католичку — атеистку, а теперь ее место заняла распутная сестра-близнец, одетая во вторник в субботние трусики.

— Как насчет… чего-нибудь сейчас, а потом чего-нибудь еще? — спросил Хэнк.

— Ты такой щедрый. Итак… посвящаюсь своему делу.

Она провела по этим еврейским буквам на его предплечье, теперь окрашенным красными, желтыми и голубыми бликами, Lucha Libre и Dos Equis.

Л’Шана Това, Хава Нагила, оле.

— Твои друзья смотрят сюда, — сказал Хэнк.

— Пусть смотрят.

Ее палец прошелся по гимел и реш, буквам, с которых и правда начиналось ее имя.

— Я серьезно.

Она оглянулась через плечо.

У столика стояла женщина. Кларисса указывала на Грей.

— Еще одна подружка? — спросил Хэнк.

— Не знаю ее.

Грей отступила от бывшего морпеха, не желая отводить взгляд, но зная, что в конце концов ей придется.

— Напишешь мне позже?

Он сверкнул улыбкой, и его глаза заблестели, когда он отошел, чтобы принять заказ клиента.

Кожа посетительницы у столика Грей была цвета миндаля. От нее пахло беконом, что, конечно, не худшее качество для человека. За исключением пушистой челки, волосы женщины были заплетены в длинные косы. Она была крупной девчонкой с покатыми плечами. Одета она была в бирюзовый свитер, в котором она как будто таяла.

Грей подошла и сказала:

— Здравствуйте.

Женщина ответила:

— Здравствуйте.

Некоторое время они смотрели друг на друга.

— Ты Грей?

— Насколько я помню…

— Изабель просила передать… Она сказала… Иди на хрен!

Иди на хрен.

— Это прямая цитата? — спросила Зэди.

Грей сказал:

— А ты вообще… кто?

— Ти Кристофер.

Женщина моргнула, глядя на четверых подруг сквозь очки с толстыми линзами в роговой оправе.

— Я не собираюсь ругаться, но и не собираюсь смягчать, что Изабель просила передать. Она сказала, что очень важно, чтобы вы знали, что это она говорит, а не я.

Но Грей не знала Изабель, и она, черт возьми, не знала эту женщину, от которой пахло завтраком.

— Еще раз: вы та самая Ти? — спросила она. — Ти, подруга Изабель? Изабель со скулами, как у моделей обложки «Вог» и длинным хвостом? Типичной красотки с крутым парнем-доктором?

Женщина сказала:

— Я не просто подруга. Я ее лучшая подруга.

Кларисса поздоровалась с Ти и представилась, как будто так и надо и все в порядке.

— Тебе не жарко в этом свитере? — спросила Зэди.

— Мне нормально, спасибо.

Грей представляла Ти высокой стройной блондинкой в брюках «Валентино» и модном пиджаке. Или она могла быть темнокожей: с длинными дредами, голосом, как у соул-певиц и мягкими карими глазами. За очками с бутылочным дном у этой Ти были великолепные густые ресницы, как у коровы. Но вокруг ее рваной кутикулы засохла кровь, она была высокой, но не гибкой, а свитер она явно откопала в каком-то дешевеньком секонде, а не в дорогом бутике.

Обе женщины сели за стол.

— Хочешь выпить? — спросила Грей.

Молодая женщина прикусила заусенец на большом пальце.