— Максим узнал сразу. Узнал и второго, высокого сутулого пана Дворского, который был похож на Марека Цвака, словно родной брат. Та же сероватая кожа, те же две дырочки вместо носа и крохотные ушки, те же выпученные глаза и неизменное скорбное выражение лица, которое как нельзя лучше подходило к здешнему окружению.

Третьим был пожилой мужчина с пышными усами, длинной седой бородой и не менее длинными пейсами. Рабби Лёв был одет в просторную чёрную накидку и чёрную же шапочку; шапочка по нижнему краю, а накидка по вороту, были оторочены сероватым мехом. На крупном широком носу рабби сидело простое металлическое пенсне. Капралы, запомнившие младшего стража по построению, кивнули ему. Максу вдруг подумалось, не за тем ли командор при всех отдал ему персональное приказание сопровождать десятку Шустала, заодно и представив новобранца сослуживцам. Раввин с любопытством посмотрел на незнакомца.

— Моё почтение, пан Бецалель, — Максим слегка поклонился. Бубл и Дворский переглянулись. — Пан командор прислал меня как личного связного. Приказано быть постоянно при вас и оказывать всяческое содействие.

Усы рабби Лёва шевельнулись от улыбки, в уголках глаз собрались морщинки.

— Приказано — так приказано, — согласился он мягким бархатистым голосом. — Правда, мы уже закончили осмотр тел, но я как раз собирался пройти по кладбищу и взглянуть на те места, где их нашли.

— Видимо, Резанов, вам придётся сейчас вернуться в кордегардию, и позвать Фишера, — подал голос капрал Бубл. — Мы ведь понятия не имеем, где именно были обнаружены тела.

Рабби Лёв повернулся к нему и слегка повёл из стороны в сторону рукой, будто отметая эти возражения:

— Пан капрал, повторю ещё раз: это совершенно не важно. Я сам найду нужные места, — он снова посмотрел на Максима. — Как вас зовут?

— Максимилиан Резанов, — представился тот.

— Прекрасно. Идёмте, пан Резанов. Прошу извинить нас, паны капралы, — обратился рабби к Бублу и Дворскому. — Я был бы вам очень признателен, если бы вы проследили, чтобы, пока мы будем осматривать кладбище, никто не входил и не выходил через эту калитку.

— А если оно… ну, то, что сотворило такое… Где-нибудь там? — поинтересовался растерявшийся Бубл.

— Думаю, мы с паном Резановым вполне справимся.

Рабби Лёв бодро зашагал между вросшими в землю надгробиями, а Максим двинулся следом. Старый каббалист уверенно вёл его куда-то в северо-восточный угол кладбища, время от времени сворачивая, чтобы обогнуть особенно сильные заросли шиповника, заполонившего, казалось, почти всё свободное пространство между могилами. Макс шагал молча, гадая про себя, откуда раввин знает, где именно были обнаружены погибшие стражники.

Они как раз миновали большой кряжистый вяз, когда с вершины дерева донёсся залихватский свист, вызвавший у парня неприятные ассоциации с Соловьём-разбойником. Но свист почти сразу перешёл в мелодичный переливчатый клёкот — похожий звук издают наполненные водой детские свистульки. Подняв голову, Максим разглядел на самой верхушке гнездо, из которого на него смотрела какая-то крупная птица с круто загнутым клювом.

— Это чёрный коршун, — сказал рабби Лёв, останавливаясь и тоже глядя вверх. Птица снова вскрикнула, затем завозилась в гнезде и, тяжело оттолкнувшись, взмыла в небо. Вниз посыпался какой-то мусор — несколько клочков ткани, мелкие веточки и три больших тёмно-бурых пера с узором из чёрных, будто слегка размытых, полос.

— А я-то думал, почему ваша шляпа пуста, — улыбнулся раввин. — Поздравляю, пан Резанов. Чёрный коршун — достойный покровитель. Ведь он тоже своего рода страж.

Максим хотел было спросить, что рабби Лёв имеет в виду, но тут же понял это сам. Он молча поднял с земли перья, снял шляпу и тщательно закрепил «подарок» коршуна под брошью.

— Рысь и коршун, — задумчиво отметил раввин. — Интересное сочетание.

Глава 8

Каббалист, тролль и чернокнижник

— Простите, пан Бецалель, но чем именно это сочетание интересно? — спросил Максим, когда они двинулись дальше. Каббалист некоторое время молчал, словно взвешивая каждое слово, которое собирался сказать. Затем заговорил:

— Рысь — зверь сокрытый. Ей ведомы тайные тропы, рысь нападает неожиданно и разит беспощадно. Рысь — зверь независимый, как и все кошки. Её мудрость — это мудрость одиночества.

Макс машинально потрогал брошь на шляпе. Перья держались крепко, булавка будто была в точности рассчитана на них.

— Коршун же — вестник перемен, часто грозных, потрясающих основы. Он одинаково может служить и тьме, и свету. Коршуны предпочитают беспомощную добычу. Для птицеводов они настоящее бедствие, потому что коршуны всегда готовы полакомиться цыплёнком или гусёнком. Но в то же время коршун — гроза крыс, мышей, змей. Он истребляет слабых, раненых и больных зверей и птиц, благодаря чему выживают более сильные и здоровые.

— Санитар леса, — заметил младший страж.

— Именно так, — кивнул раввин. — Полагаю, что в вашем характере, пан Резанов, есть независимость. Некоторое непокорство перед установленными правилами и готовность нарушать их, если вы посчитаете это необходимым. Полагаю также, что, попади вы в наш мир в другом месте или в другое время, возможно, верх взяла бы тёмная сторона коршуна. Но, — рабби Лёв встретился взглядом с глазами Максима, и тому показалось, что добродушные, чуть усталые и ласковые глаза старика проникают в самую глубину души, — на наше общее счастье, вы попали к нам здесь и сейчас.

Он сделал паузу, продолжая всматриваться в глаза Макса, который при всём желании не смог бы сейчас отвести взгляд. Потом рабби добавил:

— И выбор между светом и тьмой кто-то поторопился сделать за вас. Ошибка, — улыбнулся каббалист, покачивая головой. — Большая ошибка. Нельзя пытаться решать за кого-то.

— Вы про мою женитьбу? — непонимающе спросил парень. — Ну, так уж вышло, хоть я этого и не просил.

— Нет, я вовсе не про вашу женитьбу. О которой вы не просили, но которой решили не противиться, — снова шевельнулись в улыбке усы старика. — Я совсем про иное. Однако сейчас у нас есть ещё одно важное дело, пан Резанов. Надеюсь, вы мне поможете?

— Постараюсь, — растерянно ответил Максим.

Они вышли к могиле с памятником в виде склонённого ангела. Рабби Лёв указал на надгробие и попросил:

— Коснитесь его и скажите, что чувствуете.

Парень потрогал небольшой пятачок постамента у ног ангела, пожал плечами:

— Ничего. Просто камень, нагревшийся на солнце.

— Из камня никогда не изгнать до конца холод, — рассеянно