Тем вечером, когда мы медленно плыли к западу, стало ясно, что докучные расспросы чиновников Приемной службы обеспокоили многих из нас. Они, казалось, нисколько не соответствовали ленивому, неназойливому образу жизни островитян, с которыми мы познакомились на Веслере.

Джиа сидела вместе с нами в салоне.

– Это все постоянное беспокойство из-за дезертиров, – объясняла она. – Они – проблема всех островов. Когда призванным в армию удается скрыться из военных частей в Зюйдмайере, им остается отправляться только на север, а это значит – на острова. Большинство пытается осесть в первом же месте, до которого доберется, но, как правило, острова южного полушария неприветливы к дезертирам или заняты военными базами. Поэтому многие беглецы вынуждены двигаться дальше. Некоторым удается добраться до этих широт. Разные острова практикуют разную политику. Некоторые автоматически предоставляют дезертирам убежище и защиту, другие отказывают, третьи не приняли окончательного решения. Правила приема беглецов – больной вопрос по всему Архипелагу. У всех островов одна и та же проблема: армии враждующих сторон суровы к дезертирам, и любой остров, давший им приют хотя бы непреднамеренно, с большой вероятностью наводнят рыщущие по улицам отделения вооруженных солдат.

– Разве это законно? – спросил один из слушателей.

– Строго говоря, нет. У нас ведь нейтралитет. Но они все равно приходят. Вас они, вероятно, не побеспокоят, но вот процедуры въезда на большинство островов из-за дезертиров очень строги.

Коллеги продолжали забрасывать ее вопросами, я же вдруг глубоко задумался о брате. Не в этом ли объяснение того, что с ним случилось? Быть может, Джак дезертировал, бежал из армии, к которой питал лишь отвращение? Он может сейчас быть где угодно, скрываться. Как смогу я в таком случае когда-либо его найти?

И откуда мне знать, с чего вообще начать поиски? Вопреки моим ожиданиям, личного времени у меня оставалось очень мало. Уже во время пребывания на Веслере я обнаружил, что каждый день заполнен делами до отказа. Обычный ритм жизни в отеле, приемы пищи, потом поездки по местам выступлений и обратно сами по себе создавали немалые задержки.

Но образовались и другие дела, тоже отнимавшие время.

Скажем, на репетициях возникали проблемы с неровным темпом – никто из нас никогда прежде с таким не сталкивался. Ударники утверждали, будто оркестр от них все время отстает, дирижеры же заявляли, что ударники просто недостаточно репетировали. Из-за этого возникло по меньшей мере две неприятных склоки, и в результате потребовались дополнительные репетиции. Затем все мы обнаружили, что наши выступления не укладываются в заданное время. Они выходили за назначенные пределы, даже если мы начинали тютелька в тютельку и все время старались держаться расписания.

Были и еще проблемы; в моем случае семинары и мастер-классы обычно проводились в местах, далеких от центра города, так что я был вынужден тратить время, чтобы туда добраться. Вообще, приходилось улаживать множество мелких организационных неурядиц: неожиданно объявлялись важные персоны, которых требовалось приветствовать и улещивать; все вечно шло не так, запланированные события происходили не тогда, когда следовало, люди постоянно терялись, опоздания были в порядке вещей, деревянные духовые принимались спорить с медными, и ко всему постоянная усталость, усталость…

Корабли, старые или новые, но большей частью старые, позволяли немного отдохнуть от напряжения гастролей. Как и планировалось, вслед за Веслером мы посетили Манлайл, а затем Деррил. После Деррила… ну, могу лишь сказать, что, хотя каждый остров, каждое выступление отличались от остальных, после первых трех-четырех они начали сливаться в памяти. Недавно я нашел путевой лист, которым меня снабдили перед поездкой, и теперь, глядя в него, вижу своего рода cadent continuo, равномерный ритм загадочных названий: Веслер, Манлайл, Деррил, Отмель Ривер-Фаст, Эгер, Тенкер, Ганнтены. Большинство деталей, касавшихся этих островов, слились в обобщенный образ, остались лишь картинки, не привязанные к конкретным названиям. Яркие воспоминания, необычные и волнующие.

Мы перемещались по Архипелагу зигзагами, иногда забирая чуть южней, иногда северней, но в целом придерживаясь восточного направления; поднимались на борт, вновь спускались, держа свои инструменты или тревожась, когда их доставлял кто-то другой; ели, сидели, встречались с местными знаменитостями, аплодировали, пытались уснуть, репетировали, выступали; впитывали в себя атмосферу Архипелага.

Приближался конец поездки. Глонд с его промышленным чадом и военной хунтой, казалось, находится где-то на другом конце света. Да так оно, в прямом смысле слова, и было: нас разделяла половина глобуса, и былые заботы казались пока что мелкими и незначительными. Музыка, ради которой я жил, приносила плоды. Мне хотелось остаться на этих островах навсегда.

Погода держалась все столь же жаркой и безветренной, море почти неизменно пребывало в спокойствии. Однажды ночью хлестал проливной дождь, но я спал у себя в каюте глубоко в недрах пассажирской палубы и узнал о непогоде лишь на следующее утро. Шествие островов продолжалось, и какое-то из этих прекрасных мест оказалось местом нашего назначения в тот день. Во мне не ослабевало возбуждение, чувство побега; пока мы спускались с парома, проходили уже ожидаемые допросы в службах Укрытия и Приема, дышали ароматным воздухом нового острова, готовились к потрясению от встречи с неожиданным, впитывали яркую зелень лесов, сияние залитых солнцем песчаных пляжей и беленых вилл, головокружительные выси гор, блеск белопенно-синих лагун, и бросались, как в приключение, в новую страну.

В каждом порту имелась контора службы Приема – мы научились проходить допросы побыстрей, так как все теперь видели в этих задержках не более чем преходящий раздражающий фактор. Куда более интересным для меня было неизменное присутствие группы молодых людей вроде той, которую я заметил при въезде на Веслер.

Несколько человек всегда маячило перед офисами Укрытия и Приема – одетых кое-как, расслабившихся на солнышке или укрывшихся под навесом. Они словно поджидали нас: прибываем, и они там; отъезжаем – они на месте. Отчего-то я всегда ощущал неловкость в их присутствии.

Это тревожное, но расплывчатое ощущение я поначалу принимал за чувство угрозы. Зачем они здесь? Что им нужно? Почему некоторые носят ножи? Но они никогда ни к кому из нас не приближались, ничего нам не говорили, и вообще, даже если смотреть на них в упор, казалось, нас едва замечали и отводили взгляды. Я взял в привычку бегло поглядывать на них и сразу отворачиваться, отводя взгляд, так что отслеживал их присутствие, не таращась постоянно.

Когда мы побывали на нескольких островах, я осознал, что некоторые из молодых людей одни и те же, и мы видим их на каждом острове – каким-то образом они умудряются прибывать раньше нас, откуда-то знают, куда и когда мы направимся. Ядро группы составляли примерно пятеро, которые неизменно оказывались среди встречающих.

Но были и другие, появлявшиеся менее регулярно, – все примерно одного возраста, в равно неряшливой одежде, одинаково выражающие своими позами безделье или пренебрежение. Дополнительные персоны появлялись и исчезали, разные на лицо, но схожие обликом. На острове Кэ их количество выросло до пятнадцати человек, остальные острова привлекали меньшие группы. Ядро оставалось неизменным. Мы им не нравимся, решил я, не зная толком, кто они и что собой представляют.