После военного переворота Скелет, догадавшийся о том, что Мевлют мечтает стать старостой, поручил послушному и прилежному ученику помогать Мохини. Это давало возможность выходить из класса во время уроков. Мевлют обрадовался. Теперь они с Мохини каждый день перед большим перерывом выходили из класса, проходили по темным и сырым коридорам и по лестнице спускались в подвал. Мохини прежде заходил в лицейскую уборную, одна дверь которой вселяла в Мевлюта ужас, выпрашивая в этом зловонном, окутанном облаками густого синего дыма месте у кого-нибудь сигаретный окурок, жадно затягивался, а затем без церемоний бросал Мевлюту, терпеливо ожидавшему его на пороге: «Ну вот, я принял свое лекарство от стресса». На кухне Мохини долго стоял в очереди. Поставив себе на плечи бидон почти с себя ростом, он поднимался в класс.

В огромном бидоне было вонючее кипяченое молоко, которое делали на лицейской кухне из молочного порошка: его бесплатно, в качестве помощи, распространяла по школам бедных стран ЮНИСЕФ. На большой перемене Мохини, как заботливая домохозяйка, разливал школьникам молоко в разноцветные пластмассовые кружки, принесенные из дому, а в это время дежурный учитель бережно раздавал из синей коробочки таблетки с рыбьим жиром, также бесплатно доставшиеся от ЮНИСЕФ. Почти все мальчишки выкидывали таблетки за окно либо же давили их на полу, чтобы в классе как следует воняло. Некоторые догадывались стрелять этими таблетками из трубочек, используя вместо жеваной бумаги. Поэтому все доски в мужском лицее имени Ататюрка на Дуттепе были скользкими и обладали странным запахом, от которого школьным новичкам делалось не по себе. Однажды в 9-м «C» классе на последнем этаже такая бомбочка угодила как раз в портрет Ататюрка, после чего Скелет разнервничался, затребовал ревизора из стамбульского Управления народного образования, желая, чтобы власти устроили расследование, однако многоопытный и добродушный инспектор доложил представителям военных властей, что не усматривает в произошедшем намерения оскорбить основателя Турецкой Республики, и закрыл дело за недостатком улик. В те годы попытки политизировать церемонию раздачи сухого молока и таблеток с рыбьим жиром провалились, однако много лет спустя и исламисты, и националисты, и левые будут часто жаловаться, как прозападные силы в детстве подвергали их насилию, заставляя принимать ядовитые и вонючие таблетки, и даже писать об этом мемуары.

На уроках литературы Мевлют с удовольствием читал поэмы, в которых говорилось о чувствах османских воинов-акынджы, когда они завоевывали Балканы. Иногда из-за болезни учителей уроки отменялись, и ученики часто пели всем классом, чтобы убить время. В тот момент даже самые отъявленные хулиганы на задних партах казались нежными и наивными, словно ангелы, а Мевлют, глядя в окно, за которым шел дождь (тут он вспоминал отца, который в это время торговал йогуртом где-то на улицах Стамбула), думал о том, что он мог бы сидеть в этом теплом классе и петь песни бесконечно, и о том, что жизнь в городе гораздо интереснее, чем в деревне, хотя мать и сестры очень далеко.

За несколько недель после военного переворота временное правительство успело бросить за решетку десятки людей, что было следствием комендантского часа и постоянных обысков, но вскоре запреты, как это обычно бывает, ослабели, разносчики стали появляться на улицах, и все, кто торговал семечками и жареным нутом, бубликами-симитами, конфетами и воздушной халвой, вновь начали выстраиваться вдоль забора мужского лицея имени Ататюрка. Мевлют, уважительно относившийся к запретам, однажды повстречал там знакомого паренька, которого звали Ферхат. В руках тот держал картонную коробку, на ней огромными буквами было выведено: «KISMET» («СУДЬБА»). В коробке, посреди каких-то разноцветных карточек и безделушек – пластмассовых солдатиков, жвачки, гребенок, значков с портретами футболистов, карманных зеркалец, пилочек, – Мевлют увидел большой резиновый футбольный мяч. Так он впервые столкнулся с лотереей.

– Ты что, не знаешь, что с рук покупать сейчас запрещено? – спросил Мевлют, стараясь выглядеть строгим. – И что ты тут предлагаешь?

– Некоторых людей Аллах любит больше прочих. Такие люди потом становятся богатыми. Других Он любит меньше. И они остаются бедняками. Надо поскрести эти цветные карточки булавкой, и узнаешь, какой подарок ты выиграл, узнаешь, везучий ты или нет.

– Ты сам выдумал эту игру? – спросил Мевлют.

– Игру продают уже в готовом виде вместе с призами. Все вместе для тебя тридцать две лиры. Если немного побродишь по улице и продашь сотню карточек за шестьдесят курушей, то заработаешь уже шестьдесят лир. По выходным в парках можно хорошо заработать. Хочешь попробовать и узнать прямо сейчас, кем станешь – богачом или бедняком? На вот, сотри, прочти ответ. Тебе бесплатно.

– Я не останусь бедняком, вот увидишь.

Мевлют протянул руку и взял из рук паренька булавку с шариком на конце. Он не спеша выбрал одну из карточек и потер.

– Вот! Пустая! Не повезло тебе! – вздохнул Ферхат.

– Ну-ка, дай-ка сюда, – с досадой сказал Мевлют. Под стертой цветной фольгой не было ни слова, ни картинки с подарком. – И что теперь?

– Тем, кто проиграл, мы даем вот это. – Ферхат протянул Мевлюту вафлю размером со спичечный коробок. – Н-да, ты не очень везучий, но говорят, что тому, кому не везет в картах, повезет в любви. Все дело в том, чтобы научиться проигрывая выигрывать. Понятно?

– Понятно, – вздохнул Мевлют.

Они подружились. Ферхат хотя и был ровесником Мевлюта, но уже прекрасно знал язык улицы, адреса всех лавок в городе и тайны многих людей. Он-то и поведал Мевлюту, что школа на самом деле – сборище мошенников, историк Рамзес – просто идиот, а большинство учителей – негодяи, которые только и думают о том, как бы без приключений закончить урок, уйти домой да получить свое жалованье. Ферхат мог бы об этом не говорить, и так было все ясно!

В один прекрасный день Скелет организовал облаву на выстроившихся вдоль школьного забора торговцев, собрав небольшой отряд из уборщиков, поваров и сторожа. Мевлют с другими учениками наблюдал за битвой. Все были на стороне торговцев, но школа и государство оказались сильнее. Разносчик жареного нута и семечек дрался со сторожем Абдульвахапом. Скелет сыпал угрозами, что вызовет полицию или, что еще хуже, позвонит в комендатуру. Все это осталось в памяти Мевлюта как незабываемый пример обычного обращения властей – хоть школьных, хоть государственных – с торговой братией.

Новость о том, что учительница Назлы покидает школу, потрясла его. Мевлют чувствовал себя в пустоте. Три дня он не показывался в школе, а если его спрашивали почему, отвечал, что болен отец. Придя наконец на школьный двор, он опять встретил там Ферхата. Мевлют очень полюбил паренька за его шутки, острый язык и оптимизм. Они начали вместе торговать лотереей «Кысмет», вместе прогуливали школу, вместе ходили в Бешикташ и в парк Мачка. Мевлют научился у Ферхата многим новым острым словечкам и шуточкам, которые отныне собирался говорить всем своим любимым покупателям йогурта и бузы. Например, тем, кто по вечерам покупал у него бузу, он говорил: «Нельзя узнать свою СУДЬБУ, не купив себе удачу!»