Вместо ответа брюнетка обернулась к Тому. Темно-каштановые, возмутительной гладкости и красоты волосы шелковым дождем падали на узкие, сильно загорелые плечи. Почему любовницы всегда смуглые? Разве это необходимое условие, чтобы спать с чужим другом или мужем?

– Ты сказал, она вернется не раньше десяти! – не унималась разъяренная девица.

– Сюрприз! – пробормотала я, в немом оцепенении глядя, как она сползает с Тома.

Мой бойфренд быстро прикрылся простыней, а я чуть не подавилась поднявшейся по пищеводу желчью. Вспорхнув с кровати, красотка стала одеваться, а в моей больной голове появилась тысяча вопросов. Но уже в следующую секунду все они утонули в мутных волнах шока и отвращения. Я и понятия не имела, что делать и как реагировать.

– И как долго это продолжается? – спросила я.

Высокая, намного выше меня, брюнетка нагнулась, чтобы застегнуть туфли. «Маноло Бланик, – рассеянно отметила я. – Эта девка носит туфли за пятьсот долларов и спит с Томом!» Не знаю, почему меня это так задело.

Том на мой вопрос никак не отреагировал, щеки у него стали цвета томатного соуса.

– С декабря, – ответила девица, прошмыгнув к двери.

– С декабря!.. – прохрипела я, глядя на бой-френда, который тут же опустил глаза.

– Черт, только время зря потратила! – пробормотала любовница.

Придерживая дверь, она нагнулась поправить левую туфлю, затем свирепо взглянула сначала на Тома, который, судя по виду, мечтал затеряться среди простыней, потом на меня.

– Все собирался тебя бросить, – с удивительным спокойствием, глядя прямо в глаза, сказала нахалка. – Выходит, врал как сивый мерин… Зато в койке он просто супер!

Отвернувшись, девица больше не удостоила нас взглядом.

Незнакомка ушла, на прощание хлопнув дверью, а я так и стояла, не в силах вымолвить ни слова. «В койке он просто супер»… «В койке он просто супер»… Черт побери, в последнее время мне не дано было об этом судить!

С минуту я апатично смотрела в сторону входной двери, за которой она исчезла, потом медленно повернулась к Тому. Он до сих пор лежал среди подушек, приехавших со мной из Джорджии, и прикрывался смятыми шелковыми простынями. На лице, внезапно показавшемся отвратительным и уродливым, – страх, вина и предчувствие чего-то дурного. Ничто на свете не могло подготовить меня к тому, что, вернувшись домой, я найду любимого в объятиях другой женщины. Другой женщины с грудью за десять тысяч, туфлями за пять сотен и шелковистыми каштановыми волосами, блестящими не хуже, чем в рекламе шампуня.

– Том… – начала я.

Слова улетели в гулкую пустоту – продолжения не нашлось. С одной стороны, хотелось убить изменника, с другой – разреветься и убежать.

Бешено колотилось сердце; казалось, я слышу, как двигается по сосудам кровь. Интересно, он тоже слышит этот звук?

– Клэр, я могу все объяснить, – пролепетал мой бойфренд.

Боже, он так жалок, даже смеяться хочется!.. Схватив трусы-«боксеры», оказавшиеся справа от кровати, он неловко спрятал их под простыню.

– Не трудись, – ледяным голосом отозвалась я. И как мне удается сдерживать гнев? – Твои объяснения меня не интересуют.

– Но послушай, – попробовал он возразить. Откинув одеяло, потянулся за мятыми джинсами, которые валялись на полу. – Это ничего не значит. Просто ты всегда занята, и я…

Наглец осекся, наверняка подавленный моим испепеляющим взглядом. «Чушь!» – говорил каждый мускул моего лица. Его поймали на месте преступления, а он пытается переложить вину на меня.

Внезапно я почувствовала непонятное спокойствие, похожее на оцепенение, и улыбнулась. Бедный Том снова прикрылся простынями: похоже, моя улыбка пугала его больше, чем гнев.

– Сейчас я уйду, – медленно и четко произнесла я, ощущая, как переворачивается желудок. Вокруг сердца образовался ледяной кулак, с каждой секундой сжимавший его все сильнее. – А когда вернусь, хочу, чтобы духу твоего здесь не было. И барахло собери, каждую мелочь!

– Клэр, ты принимаешь все слишком близко к сердцу! – заволновался Том.

И внезапно до меня дошло: он беспокоится вовсе не за наши отношения. Просто я была единственной идиоткой на земле, которая кормила его и давала бесплатную крышу над головой, а он все испортил. Боже, какая дура, не замечала, что под носом творится! Мечтала о стабильных отношениях и целый год содержала его, свято веря, что он меня любит и просто переживает творческий кризис.

– Хочу, чтобы ты убрался.

Слова прозвучали тихо и совершенно спокойно: простая констатация факта.

Ничего в жизни я не желала так сильно, как этого. Последний взгляд на Тома: жалкое убитое лицо неудачника, тощая волосатая грудь, карие глаза, пустые и тусклые. Я ненавидела его. В тот момент я действительно его ненавидела. Из последних сил борясь с дурнотой, я повернулась и без единого слова пошла к двери. Нужно взять сумочку, ключи и бутылку мерло, которую мы должны были выпить вместе. Так, чуть не забыла штопор!.. Спиной чувствуя буравящий взгляд Тома, я ушла, захлопнув за собой дверь. Не знаю, чего в телячьих глазах было больше: мольбы или ненависти, но у меня мороз прошел по коже.

И лишь оказавшись на улице, я дала волю слезам.

Я понятия не имела, куда иду. По лицу бежали горючие соленые ручьи. Ноги сами несли меня в метро: на север по Второй авеню, затем на запад по Восьмой. Эскалатор совсем пустой – неудивительно, сегодня ведь суббота. В полном одиночестве дожидаясь поезда, я открыла мерло. С пробкой сражалась, совершенно не думая о том, что со стороны выгляжу, мягко говоря, странно. Хотя кого это волнует? На станции ни души, значит, никто меня не остановит.

«Хлоп!» – и бутылка наконец открылась. Запрокинув голову, я сделала большой глоток и вымыла изо рта остатки желчи. Ну и картинка! Можно сказать, новый образ алкоголика: хорошо одетая девушка пьет вино за семнадцать долларов! Вот только любоваться некому…

Присев на грязную скамью, я выпила еще и глубоко вздохнула. Черт, ну зачем? Легкие тотчас же наполнились тяжелым ароматом метрополитена: машинным маслом, гнилью, мочой.

Заметка на полях: в метро нельзя дышать полной грудью.

Пришлось утопить эту вонь в следующей порции вина.

– Ну как можно быть такой дурой? – громко спросила я, подбадривая себя мерло.

В ответ – тишина. Вино уже ударило в голову. Вокруг ни души, значит, нет смысла говорить вполголоса.

– Как можно быть такой дурой? – закричала я.

На этот раз мне ответило собственное эхо, отраженное холодной сталью подземных рельсов.

Через несколько секунд на станцию спустился какой-то тип в костюме, посмотрел на меня как на полоумную и прошел мимо. Мои крики он наверняка слышал. Чтобы подтвердить его подозрения, я сделала еще глоток. Красная со смородиновым запахом жидкость скользнула в горло и огненной лавой обожгла пустой желудок.