двумя составляющими системы, старорежимными авторитаристами и более радикальными националистами. В целом прокапиталистические, некоторые корпоративистские режимы развивали патриархальную социальную политику и вмешивались в экономику, спонсируя ее развитие (хотя другие предпочитали порядок и стабильность бурной динамике капитализма). Опорой режима оставалась армия: монополия на военное насилие в целом сохранялась за ней, лишь малая часть ее делегировалась парамилитарным формированиям. Во внешней политике воинственная националистическая риторика сочеталась с куда более осторожной практикой.

Примеры этого — полуфашистские режимы, в которых фашистские тенденции умерялись противоположными: «монархо-фашизм» Метаксаса в Греции после 1938 г., «клерикальный фашизм», или «австрофашизм» 1934 г. (см. главу 6), «монархо-фашизм» короля Кароля в Румынии 1938 г., на смену которому в 1940–1944 гг. пришел «милитаристский фашизм» генерала Антонеску (см. главу 8). А еще был режим Виши во Франции, «радикально правые» правительства в Венгрии (глава 7), режим Салазара с его deus, patria et familia («Бог, родина и семья») и диктатура Франко, просуществовавшая до 1970-х. Диктатура Метаксаса была среди них самой умеренной: молодежное парамилитарное движение, корпоративистская риторика, массовые аресты, но единичные убийства и очень скромное давление на меньшинства. Метаксас не давал спуску монархистам, но самого монарха не трогал, а во внешней политике аккуратно лавировал между Германией и Великобританией (Kofas, 1983). Вне Европы в том же русле действовала японская императорская власть, начиная с 1931 г. (хотя в Японии имелись и элементы фашизма); к тому же стремился и Чан Кайши, но ему недоставало инфраструктурной власти над Китаем.

Разумеется, я говорю об идеальных типах; в реальности границы между ними были достаточно размытыми. Где-то — как, например, в Венгрии и Румынии в конце 1930-х — сохранились парламенты, хотя баланс сил решительно сместился в сторону исполнительной власти. В Венгрии сохранился не только парламент. Вплоть до 1944 г. — уникальная ситуация для стран Оси — в этом парламенте были депутаты-социалисты. Границы между реакционными и органически-корпоративистскими режимами, как и между последними и фашистскими, также достаточно смазаны. Быть может, режим Примо де Ривера был скорее корпоративистским, чем реакционным. В режимах Франко и, в меньшей степени, Салазара фашисты часто выполняли грязную работу; а Кароль, Антонеску и Хорти в какой-то момент обнаружили, что фашисты стали самостоятельной силой в их правительствах. Вообще же между корпоративистами и фашистами шла ожесточенная борьба за власть.

Фашистские режимы

Фашизм представляет собой разрыв этого континуума, качественное изменение: в нем, одновременно с усилением репрессивных функций государства, к корпоративизму «сверху» добавляются парамилитаризм и электорализм «снизу». Расцвет парамилитаризма связан с очевидным упадком лояльности и сплоченности государственной армии. Армия раскалывается, фашистские и парамилитаристские симпатии многих военных подрывают дисциплину, угрожая монополии государства на военную силу. Так складывается основное противоречие фашизма: противоречие между движением «снизу» — парамилитаризмом и опорой на демократические выборы, и движением «сверху» — этатизмом, основанным на принципе лидерства. Это противоречие не позволяло фашистским режимам, пришедшим к власти с помощью старых элит, превратиться просто в ультраправые режимы и придавало им радикальный характер. В сущности, фашистские вожди приходили из всех частей политического спектра, многие из них (как Муссолини, Деа, Мосли) даже были прежде социалистами. Фашизм поддерживал парамилитаризм внутри государства и милитаризм за его пределами. Он активно вмешивался в экономику, воплощая в жизнь фашистские теории экономического развития. Взаимоотношения фашистов с консерваторами и капиталистами оставались противоречивыми — но, по-видимому, и те и другие нуждались друг в друге.

Примеров фашистских режимов у нас немного. Нацисты и итальянские фашисты — единственные, кто, придя к власти, успешно удерживал ее на протяжении ряда лет. Австрия опережала остальные страны по массовости фашистского движения, однако там оно было разбито на два противоборствующих течения: лишь с помощью гитлеровской армии в 1938 г. австрийские фашисты смогли прийти к власти. Венгерские и румынские фашисты пользовались широкой поддержкой, но подвергались и суровым преследованиям. Им удалось просочиться во власть и ненадолго взять верх над противниками лишь в 1944 г., ближе к концу войны. Здесь (как и в случае Испании) мы видим важность взаимоотношений между фашистами и другими авторитарными правыми: фашистские перевороты основывались на балансе сил между ними. Однако влияние фашизма распространялось намного шире. Корпоративистские режимы, репрессируя реальных фашистов, чтобы удержаться у власти, в то же время присваивали их идеи. В условиях войны заигрывали с фашизмом и присоединялись к странам Оси другие органические националисты: Глинкова партия в Словакии, усташи в Хорватии, националисты прибалтийских стран, Белоруссии и Украины. Но, разумеется, важнее всего были фашисты в Германии и в Италии. Их успех вдохновлял других. Марш Муссолини на Рим в 1922 г. стал самой ранней победой фашизма, так что далее все авторитарные режимы поневоле воспроизводили или адаптировали к своим условиям итальянскую модель. Геополитическая власть Гитлера распространила влияние фашизма почти на всю Европу, хоть и ненадолго. Гитлер развязал мировую войну, погубившую всех фашистов. Фашистские режимы не успели полностью институционализироваться, и трудно сказать, как бы они выглядели, проживи они подольше. Что в этом случае произошло бы с внутренне нестабильным и оппортунистическим режимом Муссолини? Куда завела бы Гитлера его неуклонная, пусть и несколько хаотическая радикализация? Быть может, сложились бы стабильные корпоративистские/синдикалистские структуры? Говоря о фашизме как самом крайнем проявлении авторитаризма, я сосредотачиваюсь не столько на самих авторитарных режимах, сколько на предпосылках их радикализации. Меня интересует проблема фашизма: вопрос о том, как и почему в рамках авторитарных режимов, описанных выше, появились и набрали такую силу фашистские идеалы.

Моя типология порождает три главных вопроса: почему половина Европы неуклонно двигалась в сторону все большего авторитаризма? Почему авторитаризм переродился в фашизм лишь в нескольких странах? И наконец, почему лишь в двух из них фашизм победил сам, без поддержки извне? Далеко не все авторы четко разграничивают эти вопросы. Чаще всего в ответ на все три ссылаются на серьезные общественные кризисы начала XX века: идеологический, экономический, военный и политический. Далее мы увидим, что общий кризис лучше всего объясняет подъем авторитаризма в целом, куда хуже — возникновение фашистских движений и совсем не объясняет успешный захват власти фашистами.

ЭКОНОМИЧЕСКАЯ ВЛАСТЬ, ЭКОНОМИЧЕСКИЙ КРИЗИС

Экономические отношения власти вызваны потребностью человека добывать природные богатства, перерабатывать их, распределять и потреблять для поддержания своей жизни. Это порождает экономические институты и социальные классы, вырастающие из производительных и рыночных отношений, сотрудничающие и в то же время конфликтующие друг с другом. Те, кто контролирует средства производства и обмена, сосредотачивают в своих руках основные рычаги власти, позволяющие им добиться значительной власти над обществом в целом. Однако острый классовый конфликт может поставить их власть под сомнение. В то время и в том месте, которые мы здесь обсуждаем, господствовал капиталистический