Тем временем Зыга нащупал ногами стоптанные шлепанцы и, поплотнее запахнув пижаму, направился в угол к умывальнику. Наклонил над медным тазом кувшин, но тот оказался пустой.

— Кофе свари, а? — буркнул младший комиссар. — На кухне в буфете. Сдобных рогаликов у тебя с собой, конечно, нет.

Мачеевский приходил в себя. Зельный вздохнул и покорно встал.

— Нет, зато есть свежие новости. К сожалению, плохие, пан начальник.

— Ну, это я догадался. А подробнее?

— Подробнее, пан начальник, у нас труп. Павел Ежик, сотрудник цензуры. Жмигруд, в двух шагах от борделя.

— Цензор в День независимости. То-то Томашчик обрадуется! — Улыбка на лице Зыги, покрытом двухдневной щетиной выглядела еще хуже, чем это жилище и район. — Только я-то тут при чем?!

— Да вроде и ни при чем, пан начальник, — согласился Зельный. — Но все заняты если не Биндером, так безопасностью сегодняшних торжеств.

— Ну да… — Младший комиссар припомнил инструкцию, которой сам придерживался, как мало какого правила: при осмотре места преступления должны присутствовать не менее двух сотрудников криминалистов. Кроме того, Зельный, хоть и способный, был еще слишком неопытный…

Зыга поплелся с кувшином на кухню. Агент пошел вслед за ним.

В кухне находилась печь, служившая одновременно и для готовки, и для обогрева небольшого домишки. Впрочем, готовили на ней крайне редко, о чем свидетельствовали покрытые пылью конфорки. На жестянке стояли небольшая электроплитка и чайник, дальше была раковина, заваленная грязной посудой, а за ней покосившаяся от старости вешалка и несколько удочек.

— Кофе там. — Мачеевский указал на противоположную стену, где у окна стояли покрытый клеенкой стол и две табуретки, а ближе к двери — обшарпанный белый буфет. — Я сейчас буду готов. И как это…

Дальнейшие слова Зыги заглушил харкающий кран, а потом шум воды.

Четверть часа спустя Зельный и более или менее выбритый младший комиссар сидели в пролетке, которая везла их по Надбыстрицкой в сторону центра.

* * *

Труп лежал под дождем. Прикрытый собственным пальто, он выглядел как утомившийся после ночной гулянки пьяница. Кровь в лужи не натекла, но, несмотря на это, молодой полицейский держался подальше. Его сильно стоптанные башмаки празднично блестели. При виде подъезжающей пролетки он вытянулся по стойке «смирно», узнав младшего комиссара Мачеевского.

— Пан начальник отдела, участковый Рафалик… — начал он.

— Это вы его обнаружили? — перебил Зыга, небрежно поднося руку к полям шляпы.

— Докладываю, нет. Его нашла одна, извиняюсь за выражение, пан младший комиссар, проститутка.

— Не стоит извиняться. Врача и фотографа вызвали?

— Так точно! — мгновенно ответил участковый.

Мачеевский откинул пальто, прикрывавшее убитого. Тот лежал на животе; левая рука вытянута почти до подбородка, как будто он собрался ползти вверх, в сторону Крулевской, правая прижата к пояснице.

— Rigor mortis[24]… — пробормотал Зыга, потянув окоченевший труп за рукав. Осмотрел левое запястье. — Натерто ремешком от часов.

Участковый, наблюдавший за этим обследованием, весь побледнел.

— Ты что, первый день на службе? — криво улыбнулся Зельный.

— Нет, пан следователь, уже два месяца как школу окончил, — серьезно поправил его Рафалик. — А рядом с останками я нашел вот это! — Он триумфально вынул из кармана шинели стопку визиток.

— Где они были? — рявкнул младший комиссар.

— Валялись тут поблизости, я их и собрал.

— А чтоб тебя! И голыми лапами! — Зыга вырвал у него из руки карточки и разложил на перчатке. Карточки покоробились от влаги, все заляпанные серо-бурыми кляксами уличной грязи. — За какой холерой мне ваши отпечатки!

— Я же думал… — начал участковый.

— В другой раз лучше не думайте так прямо с утра. А давно вызвали фотографа? — прошипел выведенный из терпения Мачеевский.

— Я… — начал заикаться полицейский. — Я передал сообщение дежурному старшему сержанту из центрального комиссариата. Согласно уставу.

Зыга закурил папиросу, прикрывая ее от дождя ладонью. Однако дым все равно тянулся вяло, никакого удовольствия. Поначалу младший комиссар хотел было обгавкать Рафалика, но успокоился. Будущим полицейским забивали головы массой параграфов и нелепых правил, потом на практике учили экономить на всем, на чем только можно, вот только развитие интуиции и умение мыслить в программу обучения не входили, и мало того, отнюдь не приветствовались. Умение мыслить — особенно, потому что тогда курсанты могли бы сами додуматься до того, что «согласно уставу» не всегда означает «результативно». Не иначе как чудо, что некоторые, такие, как Зельный или Фалневич, имели способности к криминальной работе.

— А где эта проститутка? — спросил уже более спокойно Мачеевский.

— Извиняюсь за выражение, проститутка, — загоготал Зельный, но начальник смерил его сердитым взглядом, и сыщик склонился над трупом.

Участковый показал окно на втором этаже флигеля.

— Под номером три. Я велел ей оттуда не выходить. Под угрозой санкции, — добавил он официальным тоном.

— Всенепременно, что под угрозой санкции, — не выдержал набриллиантиненный агент.

— Пошли, Зельный, — махнул ему рукой Зыга. — А вы, Рафалик, позовите, как эти появятся.

Они вошли в темные и узкие сени. Напротив были забитые досками двери, наверх вела крутая деревянная лестница. Ступени скрипели при каждом шаге, а к шатким перилам лучше было не притрагиваться.

Зельный постучал в квартиру на втором этаже. Дверь долго никто не открывал. Мачеевский уже собрался ударить посильнее, когда заскрипели петли, и на пороге появилась всколоченная девица в халате и стоптанных туфлях.

— Приходите вечером, — зевнула она, оценив их взглядом.

— Полиция. — Зельный вставил ногу в дверную щель и выловил из кармана свою бляху.

— Меня уже полиция допрашивала. Сколько можно?

— Можно, к примеру, задержать на сорок восемь часов без предъявления обвинения. — Зельный ввалился внутрь. Младший комиссар вошел за ним.

Они оказались в типичном съемном жилье.

В кухне, сразу у входной двери, стоял большой стол, заваленный грязной посудой, на буфете громоздились тарелки с объедками. Хозяйка даже и не думала прибираться, потому что не она здесь напакостила, а съемщицы как-то не горели желанием наводить порядок.

Захламленный узкий коридор вел в отдельные комнаты. Дверь последней справа были приоткрыта. Проститутка, шаркая туфлями, проследовала туда.

— Ну, и о чем расспрашивать будете? — поинтересовалась она, усаживаясь на разобранной постели.