голосом закричала — забурчала бабуля: «Кто не застынет — я не виновата! Всё поняли? Не шевелиться!»

Её незаметно внешне, но мелко потрясывало изнутри. Потрясывало так мерзопакостно, словно она держалась за оголённый провод с не смертельно мощным, но зато ощутимо неприятным электрическим током.

Дети послушно застыли. Они натренированы лучше всех на улице. Игра в «замри на месте» была знакома, а вот с шаровой молнией раньше никто не виделся. Никто не хотел дружбы со страшным и загадочным незнакомцем — нетопырем.

Авдотья, белая как рояль у батюшки Алексия, и подобно Иисусу на Голгофе, стояла почти неподвижно, сначала по швам, потом медленно вытянув в стороны руки. И, похоже, собиралась в случае беды притянуть шар к себе подобно героическому самоубийце громоотводу.

Дети честно играли свою роль. Даша, обе Оли и Анатолий попытались было снова захныкать, но бабка опять тихо цыкнула.

— Всем молчать — кому говорю! И не дышите, — пригрозила, — накажу строго!

Степенно, не торопя событий, летал по дому и трепыхался светящийся, наполненный внутренней страстью, строгий в наказаниях электрический судья. Он как будто выбирал для расправы жертву.

Побродивши минуты с три, показавшимся детям вечностью, и не найдя в нижних интерьерах ничего интересного, напрочь не заметив онемевших, недышащих детей, шар, ещё сильней колеблясь, нашёл невидимую глазу струю воздуха. Заторопился, и по невидимому течению поплыл на второй этаж.

Шло время… Будто вечность растворила в себе Ресторан Восточного Вокзала с полуживыми статуями. На самом деле всё заняло минут четыре — пять, не больше.

Вот бабка Авдотья решилась на подвиг. Она на цыпочках и медленно, словно больное привидение, стронулась, подкралась к лестнице и, держась за перила, стала подниматься наверх.

Через некоторое время оттуда раздался хрипловатый возглас радости и не вполне литературный текст. Оставляем только литературный:

— Ушла тварррюга! Эй! Лю — у–ди! Дети, Оля, Даша, Толик! А — а–тбой! Всё! Размораживаемся: молнии в доме нет.

— Как нет? Где нет?

— Нет, как не было. Сбежала тварь!

Оказывается, шар нашёл приоткрытую дверь на южной галерее и покинул дом на пару со сквозняком.

— Свистать всех наверх! — заорал благим матросским матом Михейша. — Стройся!

— Мишка, брателла, где твой пишталет? У меня три пиштона ошталошь!

— Стрелять в шар собрался?

— Толька, дурень ты, не вздумай! Разорвёт напрочь! По пуле ток пойдёт и каюк тебе. И нам всем. Бери рогатку.

Полетели наверх с рогатками, сшибая друг друга со ступеней. Огляделись. Проверили соломенные качалки, цветы в кадках. Целые! И шторы целые и стёкла. Выперли на воздух. Посмотрели прижжённую в серёдке дверь.

— И как только в такую щёлочку проскочила? — удивляется бабушка.

— Сплющилась тарелкой, — предположила Оля — Кузнечик.

— Он мягкий, я видела, — это Оля.

— У — у–у, тварь! — присвистнул Михейша, поднеся палец к краю двери, — горячая подлюка. Ещё бы чуть… и пожар!

— Тваррр! — радуется Анатолий возможности ругаться, — пожар? Ух ты! А где дым? Мадамушки, где дым?

— Ура!

— Победа!

— Мы выиграли войну… то есть игру, — сказала Ленка. — С кого — то причитается.

— Нам баба Авдоша тортик спечёт, — догадалась Оля.

— Я хочу с черёмухой, — пожелала Оля — Кузнечик.

Откуда то жалостливое: «Мяу!»

— А вот и наша… кошка, — заметила Ленка растрёпанное чудо домашней фауны. Раздел приручаемых животных.

Кошка Манька выкатила откуда — то из — под дивана. Вот она распрямилась, после взъерошено выгнула спину и ещё раз недовольно мявкнула, поглядев по сторонам. Раскрыла пасть, сделав вид, что зевнула. На самом деле её просто отпустил страх, и ослабленные нервы разжали сухожилия.

Котёнок Шишок взялся неведомо откуда. Взвыл, пахнул гарью, пронёсся, опрокинув цветочный горшок, и покатил по ступеням. Обрызгал лестницу кошачьей навозной жижей.

— Что же он съел такого? — удивляются дети.

— Всё самое интересное проспала, дурила! — пропел паяцем Михейша и собрался шутливо пнуть бедное животное женской полонаправленности в мягкие её, бабьего рода, множественного числа рёбра.

Кто — то гладит Маню: «Ма — а–ня, Ма — а–ня — а. Маленькая киса. Ну, и где Маня была? Прошляпила молнию?

Все засмеялись.

— С её шкуры искры сыплют, — заметил Анатолий.

— Не трогай, ёпом шибанёт!

Анатолий отдёрнул руку.

Опять рассмеялись.

— Бросьте её мучить, Она и так со страху чуть не обоссалась.

— Михейша, при детях — то…!

— Чего такого необычного сказал?

— Я вам на радостях три разных тортика спеку, — решительно и бесповоротно пообещала баба Авдоша.

— И сверху ещё один черёмуховый, — озаботилась Оля за Олю — Кузнечика… первый черёмуховый она определила лично себе. — И пирожок с яблоками, — это к утрешнему чаю.

Авдотья Никифоровна, грамотная в подобных природных явлениях, после шаровой оказией сначала успокоила всех, а потом, будто в школе, подробно разжевала детям свойства электрического пузыря. Вспомнила несколько случаев из жизни и один натурально школьный пример. Попутно сокрушаясь, поведала — отчего с ней и с детьми произошла такая великая оплошка.

— Заигралась я с вами, вы такие чудесные детки, а мне так нельзя. Я должна за вас отвечать.

— За всех?

— Конечно за всех.

— И за хороших и за плохих?

— А кто из вас плохой, ну — ка сознавайтесь! Есть плохие?

— Мы никому не расскажем!

— Все «хароршие», — закричала Даша, — я самая — присамая «хароршая».

— И я! Я как моряк, ничего не испугался, — рассудил Анатолий, — а вы орали как…

— Как кто?

— Как дед Пихто!

— Кхы! — сказала Лена, — как дед Пихто. Кто — нибудь его слышал? Может, видел? Ну и вот. Все просто орали как оглашенные… как напуганные люди. А потом замолкли…

— Благодаря бабе Авдоше, — стала подлизываться Оля— Кузнечик, — она вовремя смекнула как себя вести.

— Да уж, сообразила. Нашли, кого хвалить. Я самая последняя…

— Кто последняя?

— Не важно. Самая последняя глупая баба, вот кто. Повинюсь перед вашими родителями. Махра я старая, ей богу. Вот кто! Ох и дура, ну и дура!

Люди замолкли, не ожидав такого поворота. Всем казалось, что они проявили себя героями. Каждый! Впору выдавать ордена.

— Вот клянусь, — крестится баба Авдотья, — чтобы ещё раз… Нет, нет… допущать эдакое… вот обошлось же. Господи, господи! Мария богородица, спасибо, не дали… и как можно, нет, нет, нет! Молитесь, детки, что мы не погибли, а могли ведь сгинуть. Бабах и всё! Могли же?

Народ жмёт плечами: «Вроде могли, но не погибли ведь: Бог миловал».

— И что никто не пострадал — какое счастье! Все живы!

— Мы живы, живы! — радости нет предела.

— Леночка, Оля, Михейша, свечи с комода несите, да там вверху, за серебром, вы знаете, где ложек — вилок новый набор… Будем Всевышнего с судьбой благодарить.

Зажгли свечи. Помолились: кто во что горазд.