Закусив губу, она отошла к окну и отвела тяжелую синюю штору. Луч солнца обрамил ее руки и лицо, подчеркнул опущенные углы губ, морщинки меж дугами бровей.

Мы с Коулом уже видели у нее такое лицо и знали, как быть. Он взял с дивана подушку и дал ей, я обняла ее за плечи, стала гладить. Кассандра прижала подушку к груди, борясь с воспоминаниями, которые могли вызвать у нее бурю слез, — а могли и не вызвать. Мы стояли достаточно близко, чтобы говорить шепотом, если нам так захочется. Хотелось всем — по крайней мере в начале разговора.

— Ты сильно перепугана, — сказала я. — Что случилось?

— Я прожила сотню разных жизней. Среди них не может не быть таких, которые я бы предпочла забыть.

Бергман подошел, замкнув наш круг.

— Шептаться не обязательно, — сказал он. — Мой глушитель «жучков» — не прототип.

Первые образцы творчества Бергмана зачастую перегорают или внезапно взрываются.

— Да мы не потому… — Кассандра вздохнула, покачала головой и улыбнулась ему: — Все-таки ты неповторим. — Обернувшись через плечо к Дэйву, стоящему одиноко и как-то забыто среди комнаты, она сказала: — Иди к нам.

Он кивнул, влился в нашу маленькую группу — как последний из детей, вбежавший в домик при игре в пятнашки.

Кассандра пристально всмотрелась ему в глаза и опустила взгляд лишь тогда, когда у нее слезы были готовы пролиться наружу.

— В шестнадцатом веке я жила на маленьком островке возле Гаити. Им владел купец-земледелец по имени Анастас Окасио. — У нее на скулах выступили желваки, будто зубы, как лопаты, принуждены были сбрасывать слова с языка наружу. — Он воображал себя аристократом, в тропическую жару ходил в чулках с подвязками и в халате до пола. Маслил волосы, полные перхотью, и вонял так, что мы тянули жребий, кто ему будет ужин подавать. В первый же раз, когда я подошла к его столу, он притянул меня к себе и прошептал в ухо: «Ты должна быть моей». От вони гнилых зубов я чуть не лишилась чувств.

Она пожала плечами, будто пытаясь сбросить неотвязные воспоминания, но не получилось.

— Мои обстоятельства были таковы, что от меня ничего не зависело. — Она замолчала, давая нам время сообразить. И действительно, мы поняли не сразу. Даже четыреста лет назад женщина вполне могла мерзкому типу плеснуть вином в морду и выставить из дому. Да, но черная женщина? Я могла придумать только одну ситуацию с таким ограниченным выбором.

— Кассандра! — ахнула я шепотом. — Ты была рабыней? Она кивнула почти так же незаметно, как мог бы кивнуть Вайль. Очень неохотное подтверждение.

Дэйв взял ее за руки, и мука на его лице, кажется, повергла ее в недоумение.

— Прости, прости, — сказал он.

— Но ты же совершенно здесь ни при чем, — ответила она.

— Мы — белые, — мрачно сказала я. — Да, мы не виноваты, что те сволочи были с нами одного цвета. Но все равно нам за них стыдно.

Кассандра посмотрела на нас по очереди, потом кивнула:

— После той первой ночи я поклялась себе, что лучше умру, чем позволю ему еще раз до себя дотронуться. — Даже теперь, через сотни лет, ей стало нехорошо от таких воспоминаний. Коул протянул руку; поддержал ее, и она посмотрела на него с благодарностью. — Я знала, как вызывать демонов. В Сеффренеме — в моей стране, — добавила она специально для Дэйва, — нам часто приходилось бороться с демоническими сектами. А чтобы борьба была успешной, надо было знать их методы.

— И что ты сделала? — спросил Бергман.

— Я собрала некоторые ингредиенты — их немного, в любой кладовой найдутся. В смешанном и готовом виде это было похоже на мисочку темно-красной замазки. Я села в защитный круг и нарисовала вокруг глаз Метку. А потом уколола палец и обвела кровью круг, произнося слова вызова.

— И кто появился? — спросила я, наполовину ожидая описания Магистрата.

— Демоница. Редко мне случалось видеть подобную красоту. И я ужаснулась до глубины души. Звучит бессмыслицей, но ты меня понимаешь?

— Еще как.

Значит, Кассандра заключила сделку с дьяволом, который утащил с собой Анастаса Окасио в долгий ухабистый путь под вопли о пощаде.

— Трое суток понадобилось, чтобы все его куски собрать, — закончила Кассандра. — А на четвертые я нашла способ выбраться с острова. И еще я нашла святого человека.

— И он снял Метку? — спросил Дэйв.

— Нет. Но он освятил воду, которой я вымыла глаза. И научил меня молитве, которая защищает меня от возвращения демона. Пока я каждое утро сразу, как проснусь, это делаю, мне ничего не грозит.

— Минуточку, — перебил Коул. — То есть ты последние четыреста лет умываешься святой водой?

— Да.

— Без единого перерыва?

— Да.

— А иначе за тобой явится демон?

— Да.

— Bay. Я вот пытаюсь вспомнить, когда в последний раз Я мог что-то делать без перерыва хотя бы месяц.

— Ты бреешься. Коул поскреб бороду:

— Как правило.

— Зубы чистишь.

— Вот это правда.

— Для меня это такая же привычная процедура.

— Знаешь, я думаю, что все же постараюсь с демонами дела не иметь.

Кассандра кивнула, и тень улыбки пробежала по ее губам.

— Это, пожалуй, лучше всего.

— Значит, — сказал Бергман, — Жас надо мыть это пятно святой водой. Вот только, — он посмотрел на меня, — ты знаешь, где оно?

Я вспомнила, как Магистрат ткнул пальцем мне в лоб. И мама, оттирая мне кожу почти до крови, сказала жалобно: «Оно не отходит».

— Ага. Думаю, что знаю.

После краткой интермедии, пока я окропляла собственный лоб, заучивала молитву Кассандры и испытывала подобающее чувство вины, что не позвала священника наблюдать за всей этой мутью, хотя наверняка Кассандра подвергалась при этом опасности, я перешла к следующему пункту повестки дня.

— Итак, теперь, когда я для Магистрата недоступна, почему, как вы считаете, он меня вот так отпустил? Почему позволил думать, что меня спас Мэтт?

— Зависит от того, что он о тебе знает, — ответил Дэйв. — Если посмотреть на это с тактической точки зрения, следует задуматься, что он хочет выиграть от твоего освобождения, если считает тебя просто какой-то девчонкой, а не…

— …Чувствительной, дважды умершей и дважды возвращенной к жизни Раулем. Чтобы драться на стороне Рауля.

— Тогда, допуская, что Магистрату каким-то образом известно твое прошлое, что мы реально знаем о Рауле? — спросил Дэйв.

Мы переглянулись. Не так чтобы много. Есть какое-то подкорковое знание, которое рассыпается при попытке перевести его в слова, и начинаешь чувствовать себя идиотом, что в него веришь. Все, что мы о нем знаем точно — что в этом мире он на стороне сил добра. Что мы на него работаем. И что в результате я могла крупно попасть в беду.