Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Жили они с Митяем сначала в зале, потом тренер квартиру купил. Маленькую, жалкую, зато в Москве. Понял он, что не хочет в деревне барствовать, лучше в столице остаться и заняться делом. До старости-то еще далеко!
Дэну тоже в Москве нравилось. Тем более он стал букмекером и теперь занимался только принятием ставок и выдачей выигрышей. И перспективы имелись. Когда босс откроет третий бойцовский клуб, в первом, самом маленьком, освободится место главного, поскольку Митяй станет во втором управлять. И тому и другому это было обещано. Оставалось подождать год-другой.
Как-то Дэн, уходя из зала последним, заметил у мусорного бака человека. Он рылся в нем, но как-то брезгливо. Брал двумя пальцами пакет, рассматривал на свет, затем аккуратно возвращал на место.
– Вы что-то нечаянно выбросили? – обратился Дэн к человеку.
Тот, вздрогнув, обернулся, и Дэн увидел девичье лицо…
О, что это было за лицо! Огромные глаза с длиннющими ресницами. Носик пуговкой. Румяные щеки. Пухлый рот. Дэну девушка напомнила повзрослевшую Аленку с обертки шоколада. У нее даже платок на голове имелся. А из-под него короткая волнистая челка торчала.
Дэн так загляделся на лицо красавицы, что не сразу заметил, как она грязна. Руки черные, одежда в пятнах, явно с чужого плеча, на ногах рваные валенки размера сорок пятого. «Аленка» несколько секунд стояла, испуганно глядя на Дэна, потом сорвалась с места, чтобы убежать, но Дэн остановил.
– Не бойся меня, – сказал он, схватив девушку за руку. – Не обижу…
– Пусти, – прошептала она и попыталась вырваться.
– Ты есть хочешь?
Она закивала головой.
– Пойдем, покормлю тебя.
Но девушка вцепилась в бак, не желая идти в зал.
– Да что с тобой такое?
– Ты меня изнасиловать хочешь. А может, и убить! Нет, не пойду. Я лучше с голоду умру.
– Хорошо, сиди тут, я еду вынесу. Но ты же грязная вся. Неужели хотя бы руки помыть не хочешь?
– Хочу, – грустно сказала девушка.
– Как тебя зовут?
– Аленка.
– Брось.
– Правда. Лена по паспорту. Но папа Аленкой называл всегда…
– А где он?
– Умер.
– И больше у тебя никого?
– Мать. Но она меня из дома выгнала, когда мужика нового привела. Побоялась, что уведу.
– Пьет?
Алена тяжело вздохнула.
Она все же дала себя уговорить зайти в помещение. Пока Дэн грел воду для чая и резал бутерброды, девушка была в душе. Вышла оттуда чистая, с мокрыми волосами, вот только в том же тряпье.
– У меня нормальная одежда была, – сказала она. – Но с меня ее сняли.
– Кто? – испугался Дэн, решил, что девушку изнасиловали.
– Бомжи. Приютили меня, потом напились и раздели. То, что сейчас на мне, нашла в подвале и на помойке.
– Я не понимаю, почему ты по подвалам с бомжами шарахалась? У тебя что, нет знакомых?
– Я на вокзале ночевала сначала. Потом меня приметили и прогнали. А знакомых нет. Я не москвичка. Приехала из Ярославля на электричках. Думала, тут как-то устроюсь. Хоть посудомойкой, хоть уборщицей.
– И что же?
– У меня паспорт украли. Никто без него не берет.
Она еще долго рассказывала Дэну о своей несчастливой жизни. И он, слушая историю Аленки, думал, что ему в принципе не так уж и не везло. По крайней мере, всегда рядом были люди, готовые помочь.
– Значит, так, – сказал он, когда девушка наелась и напилась. – Тут я тебя оставить не могу, но пущу в подвал. Принесу туда маты, подушку, плед. Переночуешь в тепле и безопасности. Утром приеду, покормлю тебя, и будем решать, что делать.
На следующий день он чуть свет уже был в зале. Привез Аленке не только еду, но и одежду. Пусть она была мужской и большой для нее, но чистой. Магазины утром закрыты были, он не смог ничего купить, поэтому одолжил девушке свои штаны, толстовку, куртку, а кроссовки у Митяя позаимствовал, у него нога только до сорокового размера выросла, Данила же сорок четвертый носил.
– Надо в Ярик тебе ехать, – решил Дэн. – Восстанавливать паспорт.
– Как же я в таком виде? – и подтянула штаны, держащиеся на тесемке.
– Одежду я тебе куплю сегодня. Денег на билет дам. Завтра можно отправляться.
– Я не хочу туда возвращаться! – чуть не плача, выкрикнула Алена. – Мать меня на порог не пустит. Родственников нет! А знакомые что? Долго у себя меня продержат? Кому посторонние нужны?
– Тебе необходим документ, удостоверяющий личность. Получишь – вернешься.
– Ты прав… Но можно я не завтра поеду? Тут так хорошо, тепло. Хочется немного в себя прийти…
– Конечно, оставайся, только веди себя тихо. Я тебе журналов вечером принесу, будет чем заняться. А пока поспи.
– Да, – пробормотала она, свернувшись калачиком на мате. – Я так давно нормально не спала…
Дэн хотел оставить Алену дня на три, а получилось – на две недели.
Поначалу они проводили вместе от силы два часа. Он забегал к ней утром, а в самом конце дня, когда в зале никого не оставалось, открывал подвал, давая девушке возможность принять душ, постирать, посмотреть телевизор. Но как-то Дэн поймал себя на мысли, что чувствует себя не благодетелем, а тюремщиком. Загоняет ее в подвал и держит там, как пленницу. Неправильно это! Но и оставить ее в самом здании он не мог. Вдруг кто явится в неурочный час? Ключи от зала есть у многих. И решил тогда Дэн ночи с Аленой проводить! Митяю врал, что познакомился с девушкой с квартирой и у нее ночует, а сам на работе оставался.
То, что он любит Аленку, Дэн понял, когда впервые поцеловал. А случилось это на четвертый день их знакомства. Он уже и одел Лену, и денег ей дал, и ничего не мешало ей ехать в родной город.
– Завтра я провожу тебя на вокзал, – сказал он, доведя ее до двери в подвал. «Прогулка» закончилась, пора было возвращаться в «камеру».
– Хорошо… – покорно проговорила она.
– Но я буду тебя ждать.
– Не будешь.
– Хочешь сказать, я обманываю?
– Нет. Сейчас ты думаешь так. Но пройдет время, и ты меня забудешь.
– Ты же не на годы уезжаешь!
– Все равно… – едва слышно выдохнула она.
Он не знал, что еще сказать, чтобы убедить ее. Поэтому поцеловал.
– Я буду тебя ждать, – повторил он, с трудом оторвавшись от ее губ. – Теперь ты мне веришь?
Она кивнула и, засмущавшись, уткнулась в его грудь носом.
Дэн обнял девушку, прижал к себе, погладил по волосам. Другую бы он уже раздевал, потому что возбудился. И не слушал бы возражений – девочки всегда ломаются, но сами хотят того же, что и парни. А к этой, любимой, относился с трепетом.