в таких потасовках. Могу поспорить, что у него даже пульс не участился, когда он убивал Алонзо.

Я стояла у двери как школьница, вытянувшаяся по струнке. Смотрела на него, боясь, что оттолкнет или скажет нечто грубое, обвинит в провокации Лысого. Мужчина в столовой продемонстрировал своё отношение к моей судьбе.

— Как ты? — коротко спрашивает меня, оглядывая забинтованные руки. Я знала, что мне стоит быть осторожной с мужчиной. Нужно было включить голову и судорожно думать как соскочить с крючка.

Сейчас я была уверена лишь в одном, если попробую обмануть его, он почувствует это.

— Хорошо, спасибо. — Заставляю себя принять тот факт, что между нами исключительно деловые отношения. Пора перестать рисовать в голове романтические сценарии.

— И чего стоишь? Садись. — Мужчина отодвигает стул от стола, приглашая меня сесть. Я послушно сажусь. В его присутствии я боюсь заводить разговор первой. Наше общение сплошной допрос. Зейд задаёт вопросы, я отвечаю. Никакого диалога.

Карабинер достаёт из-за стола крафтовую коробку с пиццей, при виде которой у меня рот моментально заполняется слюной. Я и забыла, как это, кушать в кафе человеческую еду. Стараюсь не подавать виду, молча обливаюсь слюнками. Только живот предательски урчит.

— Ешь.

— Спасибо, я не голодна.

— Я не люблю трахать костлявых. — грубо замечает он, и я послушно открываю коробку и беру кусочек пиццы с Пармской ветчиной. Она тает во рту. Так вкусно, что я облизываю пальчики, закрывая глаза. Чувство такое, что не ела ничего вкуснее.

Поглощаю пищу и не замечаю, что Зейд просто сел в кресло, откинулся на нём и наблюдал за мной. Глаза мужчины заблестели похотью, он неотрывно следит за тем, как я ем. Особенно остро он реагировал, когда я бессознательно облизывала пальцы, не желая и крохи упустить.

— Иди сюда. — Новый приказ и я выполняю, не хочу знать, что будет, если я ослушаюсь. Мужчина усаживает меня к себе на колени и стаскивает футболку, накрывая руками грудь. Горячая ладонь сминает чувствительные холмики. Чувствую, как становится жарко и влажно между ног, начинаю елозить и невольно раззадоривать Зейда. — Завтра тебя выпустят под залог под домашний арест.

Перестаю дышать. Я выйду?

Зейд спускается к хлопковым трусикам в поисках горошинки.

— Ты будешь жить на квартире под моим покровительством пока идёт разбирательство. Так безопаснее и удобнее. — пальцы ловко играют с чувствительной плотью, вызывая стоны. Достаточно эгоистично со стороны мужчины играть с моим телом после того, что случилось в столовой. Но я не могу остановить его, ни физически, ни мысленно. Тело отзывается.

— Но как? — Начинаю верить в чудеса. В эту минуту я не задумываюсь, что фактически я переезжаю из мало комфортабельной тюрьмы в более удобную. Особо ничего не изменится для меня.

— Неважно как. — Отзывается хрипло Зейд. — Тебе нужно думать не об этом.

Трудно не думать о собственной жизни. Сейчас это самое главное для меня. Я смогу выйти из тюрьмы и начать жить заново. Радость от новости притупляет горький привкус после неприятных событий.

— А о чём мне думать?

— Как отблагодарить своего покровителя. — Слова, сказанные в самое ухо, перехватывают дыхание. Я широко распахиваю глаза, прикусываю нижнюю губу. Если честно, сейчас я не была готова к сексу, тело всё ещё не принадлежало мне. Частично я чувствовала грязные лапы Алонзо на горле. — Не кипишуй, сегодня я пожалею твою невинную психику и не буду трахать. Наиграюсь дома.

Не могу даже сказать спасибо. Главное в его словах не «пожалею», а «наиграюсь». Я слышу только это и от обиды шмыгаю носом.

— Когда закончится разбирательство? — Осторожно спрашиваю Карабинера.

— Зависит от тебя…

Глава 12. Отъезд

В тюрьме было тихо после бунта. Все сидят по своим камерам, пытаясь забыть об услышанном. Я захожу к себе, испытывая странные чувства. И хотя внутри меня посилилась надежда об освобождении, радости я не испытывала. Странное предчувствие заселилось в груди и свербело.

Зависит от тебя.

Мне не удалось поговорить с Зейдом, потому что ему позвонили. Звон отвлёк мужчину и заставил покинуть участок. Я так и не успела задать главный вопрос: Что это значит?

Я знала лишь одно, ни один мужчина не будет просто так тратить своё время и напрягать связи. Зачем Зейду такие хлопоты? Чувствует ответственность за то, что не помог? Забрал невинность? Или он заинтересован во мне?

Хотелось верить в последнее, но я знала, что это не так.

— Ты как? — Марина вскакивает на ноги и обнимает, я слышу, как глухо бьётся её сердце. — Что же за проклятое место тут!

— Нормально. — Не знаю, могу ли я сказать о моём освобождении. Решаю, пока оставить эту информацию при себе. — Царапины не значительные.

— Ох, тут такое было. — Девушка садится и утягивает меня за собой. — Тебя как отвели в медпункт, Сириец, это же он был? Решил наказать тех уродов, показать, что будет с теми, кто решит снова устроить беспредел.

Я видела кровь на его перчатках, и с лёгкостью могла представить мужчину в безжалостном гневе. Карабинер был подобен апокалипсису, безжалостный и непредсказуемый.

— Ну, он, конечно, отмороженный на всю голову. Признаюсь, что после сегодняшнего тебе больше не завидую. Я бы побоялась связываться с таким как он. — Девушка сложила руки на коленях и смотрела задумчиво в стену. — Могу поспорить, что он в сексе предпочитает какое-нибудь садо-мазо. Видела я таких… Плавали, знаю. Больные ублюдки.

Жёсткость исходила от Зейда, он был грубым во всём, в каждом своём движении и слове, в интонации. Но я не была согласна с Мариной. Отмороженным он не был, в отличие от многих, мужчина не пытался никого изнасиловать. То, что он проучил несколько уголовников, не портило его репутацию в моих глазах.

— Ты ошибаешься. — Спорить с девушкой я не собиралась, а она посмотрела на меня как на больную на всю голову. Чуть ли у виска не покрутила.

— Алё, Наташ, он убил их всех. Сначала Лысому голову прострелил, потом его другу яйца отстрелил и не разрешил доставить к врачу, тот там у нас на глазах и умер от потери крови. Слышала бы ты как он орал. Остальных просто — забил до смерти. — Холодные иглы пробежали по позвонку. Сначала я подумала, что Марина врёт или преувеличивает, но потом по её глазам поняла, что нет. — Мне теперь в кошмарах будет сниться, как он надевает перчатки, а потом бьёт их до тех пор, пока они не станут неузнаваемыми.

Вот почему было так тихо.

Я шумно сглотнула. Нехорошее предчувствие стало больше.

— Возможно это было необходимо,