Настырный говорящий конь, кто бы мог подумать.

– Почему тебе вообще так важно, кто я?

– Я думал, это важно тебе. И, думаю, еще станет, когда ты поразмыслишь. А на это у тебя теперь, кажется, предостаточно времени. – Он отворачивается и идет к остальным лошадям. – Приходи поговорить снова, принцесса.

Я смотрю ему вслед, вижу, что остальные лошади не отличают его от своих – говорящего коня с обостренным благородством. И не представляю, что со всем этим делать.

Я возвращаюсь в дом и весь ужин кручу в голове нашу беседу. Почти не уделяю внимания Валке и лордам, но едва ли они это замечают. И даже лежа в постели, я все еще не могу уразуметь, почему белого коня все это остановило, когда до свободы было рукой подать. То есть копытом в его случае.

Постепенно я проваливаюсь в тревожное забытье, и мне снятся равнины. В безлунной ночи они освещены лишь мерцанием звезд. Травы вокруг сначала кажутся низкими, но, пока я иду, вытягиваются и начинают оглаживать плечи. Двигаться становится трудно, я шагаю прямо и целеустремленно, но не представляю куда, потому что едва вижу что-либо над волнами стеблей.

И к оврагу выхожу так неожиданно, что падаю вниз, лечу с откоса под градом мелкого щебня. Ущелье совсем узкое, с десяток шагов, каменные склоны возносятся надо мной отвесными стенами. Я осторожно поднимаюсь на ноги, отряхиваю с ладоней песок. Взгляд мой притягивает бледный лучик света далеко в расщелине. Добравшись до него, я вижу жерло подземного хода.

Он ведет прямо всего несколько шагов, за углом – все то же мерное свечение. Повернув, я выхожу к яркому свету. В скале вырублена просторная комната. Она совершенно пуста, кроме огромного каменного возвышения в середине. Над пьедесталом висит лампа, что дает это ровное яркое свечение – благодаря скорее световому камню, чем пламени. Я с опаской подхожу ближе, но больше в пещере никого нет, а вход за моей спиной – единственный.

На пьедестале покоится неглубокая чаша, до краев наполненная мерцающей водой. Я нерешительно гляжу в нее, памятуя о прошлой встрече со своим отражением. Но ничего странного в этот раз нет, в воде отражаюсь я.

Я сама. Воздух вырывается из груди, будто от удара под дых. На меня смотрит лицо, всю жизнь бывшее моим. Я не могу отвести взгляда, а образ меняется, мои черты расплываются, волосы темнеют до черных. На меня смотрят карие мужские глаза.

Мне становится дурно, будто от качки, когда я узнаю в мужчине того самого колдуна. Он хмурит брови, по лицу пробегают тени, и губы шевелятся, выговаривая мое имя: Алирра.

Я мотаю головой и хватаюсь пальцами за края каменного стола. Колдун подается ближе, в его чертах сквозит растерянность, и я снова вижу свое имя на его губах.

Нет. Я бросаюсь прочь от возвышения, путаюсь в собственных ногах, спешу к выходу. Проскочив сквозь него, падаю в удушливый мрак. В отчаянии тянусь в пустоту, чернильная тьма застилает глаза, заливается в рот. Пальцы, скрюченные в когти, вцепляются в край чего-то, я срываю с себя одеяло, в щели ставней сочится лунный свет, а в мою грудь наконец-то вновь льется сладкий ночной воздух.

На следующий день мы спускаемся с предгорий. Обширные долины тянутся, насколько хватает глаз, золотистые от совсем еще летнего зноя травы колышутся волнами. Я с облегчением отмечаю, что они вовсе не такие высокие, как мне снилось, а едва по колено лошадям.

Тут и там разбросаны деревеньки, окруженные полями пшеницы и кукурузы, более низкими островками с посадками овощей и маленькими фруктовыми садиками. Порой мы проезжаем мимо огромных лугов, кругом обнесенных изгородями, за которыми бродят кони. Здесь, рассказывает принцессе Мелькиор, устроены хозяйства, в которых разводят лучшие менайские породы лошадей.

После ужина в очередном трактире я снова иду на конюшни. Работники еще не вернулись с кухни, но снаружи караулит один из воинов. Когда я дохожу до загонов, белый тянет голову из стойла и толкает меня носом в плечо. Я упираюсь ногами, чтобы не упасть.

– Ты поразмыслила над своим будущим? – спрашивает конь негромко.

Пока я успела только понять, что не так уж и рвусь искать колдуна, – что, если он разглядит настоящую меня под чарами, как в этом сне? Я не хочу, чтобы он вынудил меня снова быть принцессой, но другого способа донести предостережение до принца нет.

Поэтому я отвечаю на вопрос белого собственным:

– Почему ты вообще решил, что мы можем что-нибудь сделать?

От его вздоха мимо ушей со свистом проносится воздух.

– Я не могу. Только ты можешь развеять заклятие Дамы.

– Я?

– Или наложить новые чары равной мощи, или уговорить ее снять изначальные.

Меня тянет смеяться. Одно невероятнее другого.

– Я вроде бы не колдунья, – отвечаю ему сухо.

– Тогда придется выяснить, чего она хотела добиться, заклиная тебя.

Ей нужен принц Кестрин – который пребывал во власти безымянной хвори, когда встретившие нас лорды видели его последний раз.

– Может быть, уже добилась, – бормочу я.

Впрочем, если бы она получила желаемое, то не стала бы менять нас с Валкой местами.

– Вы встречались и раньше, – отмечает белый.

– Да.

Он ждет, повернув ко мне уши.

– Ей нужен принц, – сознаюсь я.

Слова гулко и тяжело повисают в воздухе между нами. Продолжать совершенно не хочется.

– Она приходила ко мне дважды. На второй раз сама все сказала: ей нужен принц Кестрин.

– И самозванка поможет ей заполучить его, – тихо договаривает конь. – А ты будешь стоять и смотреть?

– Нет… нет, не буду. – Я мотаю головой и сжимаю руки. – Я предупрежу его. А потом уеду из дворца. Мне не обязательно быть принцессой. Только вот…

Я растерянно затихаю. Некоторые кусочки мозаики никак не сходятся.

– Что?

– Дама невероятно сильна. Не могу понять, зачем ей понадобилась… – Я сглатываю подступающее давление цепочки и ищу более расплывчатые слова: – Зачем мы вообще нужны ей, чтобы… чтобы добраться до принца.

Жеребец задумчиво склоняет голову.

– Считаешь, она способна одолеть его?

– Думаю, да.

Колдуна она сразила с легкостью. До сих пор я могу лишь надеяться, что он вообще пережил схватку. Тем более невероятно, что с ней справится не обученный колдовству принц.

– Значит, она неспроста ведет игру без грубой силы. Вероятно, хочет, чтобы он сам сдался, покорился ей. Если она подчинит его волю, то получит над принцем нерушимую власть.

Я отвожу глаза. Для этого Даме нужна приманка, тот, ради кого принц согласится отдать себя. Вот почему Семья выбрала меня – принцессу, о смерти которой никто не станет горевать. Я закрываю глаза, но не могу спрятаться от очевидной правды. Принц осознанно готовится, когда придет время, откупиться невестой вместо себя. Только теперь он предаст Валку, которая собирается отплатить ему тем же.