Президент выступил во всех СМИ с прямым, личным обращением «К патриотической молодежи» со строгим отеческим внушением, дескать: сынки и дочки вы хорошо потрудились, помогая папе и маме, а теперь пора не только честь знать, но и место свое: надо вовремя ложиться спать, чистить зубки два раза в день, хорошо учиться, наклонять головку и шаркать ножкой, когда с вами говорят большие дяди, а плохих бяк, которые не будут слушаться старших — по попе и в угол!

Тон обращения был явно ошибочным и вызвал в стане вышедших из-под опеки молодых дикарей яростные вопли, улюлюканье и новые спонтанно агрессивные действия.

Старых руководителей Патримола, лояльных Президенту и еще недавно легко направлявших энергию молодежи в нужное власти русло, теперь уже никто не слушал, несмотря ни на какое количество нашитых на их форме шнуров и шевронов. Толпа теперь упивалась только увлекательными анархическими призывами выдвинувшихся в последние месяцы лидеров «Советов студентов-патриотов».

Студенческие беспорядки начались под самым носом Стиллера — в столице. В университетских городках и кварталах все управление (если установление анархии можно считать управлением) перешло к молодежным ватагам и их атаманам. По улицам города прошла безобразная демонстрация, в ходе которой молодые люди отрывались по полной программе: били витрины, переворачивали и поджигали автомашины, забрасывали камнями и бутылками растерявшихся полицейских, размалевывали хулиганскими лозунгами стены домов… Апогеем явился захват редакции «Столичного патримольца», где главным редактором Президент предусмотрительно держал свою креатуру, и подобострастные выступления которого в последние дни сильно раздражали молодежь.

Бузотеры захватили выпускающую смену редакции и заставили ее сотрудников по быстрому состряпать «номер», а фактически — листовку, содержавшую кроме очевидно деструктивных лозунгов еще и отвратительную карикатуру на президента[1].

* * *

Президент рассвирепел. Он ввел в стране чрезвычайное положение и пустил в дело военных.

Никакой, даже очень сильный анархический энтузиазм не может противостоять организованным действиям даже не очень могучей армии.

Да, студенты, старшие гимназисты и примкнувшие к ним менее образованные сопляки попытались не допустить воинские команды на захваченные ими территории; да, кое-где выросли дурацкие баррикадки (для хороших баррикад нужна хорошая организация); да, в военных, как недавно в полицейских, полетели камни и бутылки, и даже было несколько выстрелов; но, как говорится, сила солому ломит: слезоточивый газ, резиновые палки и в нескольких случаях стрельба на поражение сделали свое дело. Бунт полностью подавили уже к вечеру третьего дня с момента начала военно-полицейской операции.

Во всех крупных университетских городках были созданы временные военные комендатуры, в более мелких университетах и колледжах — назначены военные коменданты с приданными небольшими воинскими командами для поддержания порядка, во все гимназии поставлены полицейские кураторы и постоянные полицейские наряды, помогавшие администрации восстановить дисциплину.

Несколько сотен зачинщиков, достигших возраста уголовной ответственности, отправились отбывать свои первые сроки. Несколько тысяч активных участников бузы после более или менее краткой отсидки в полицейских участках и получения той или иной дозы оплеух были отчислены из учебных заведений и со строгими внушениями переданы на поруки родителям, остальным — заочно простили прегрешения в обмен на возвращение к своим занятиям и обещания быть тише воды и ниже травы.

Девять человек погибли. Из них два военных: одному разбили череп ловко пущенным камнем, другой сорвался с пожарной лестницы, когда пытался проникнуть в забаррикадированное здание одного их колледжей — их похоронили с воинскими почестями. Четверо студентов были застрелены, двое — попали под колеса бронетранспортера и полицейской машины, наконец, одна, ни к чему не причастная домохозяйка лишилась жизни у себя на кухне от случайного рикошета. Этих тихо зарыли.

Поразительно, но Стиллер от этой дикой истории даже выиграл. Хулиганская оргия на улицах в течение нескольких месяцев и фактическая парализация системы образования в стране так надоели обывателям, что даже такое грубое, но достаточно быстрое разрешение кризиса большинство остававшегося политически пассивным населения встретило вздохом облегчения.

«Да! О, да! — говорил один обыватель другому, сидя за кружкой пива в любимом подвальчике. — Он умеет навести порядок! Он может быть жестким, когда нужно!»

Наверное, сработал «эффект козла» из известного анекдота. Помните? Один добрый, но неудовлетворенный условиями жизни господин по рекомендации другого доброго господина поселил у себя в квартире вонючего козла и, когда после нескольких дней совместного проживания (с козлом — не с господином), наконец, снова выпер мерзкое животное на улицу, почувствовал себя вполне счастливым.

Одна только «Старая газета» бубнила в своих жалких тиражах что-то о «жестокости и неадекватности действий властей» в отношении бунтующей молодежи, об «установлении военно-полицейской диктатуры» и тому подобной ерунде. Это, — несмотря на то, что взятые под защиту беспринципными писаками студенты в течение полугода до этого дважды громили редакцию и неоднократно лупили ее сотрудников.

Ну, вот уж до такой степени эти неблагодарные либералы не любили Президента!

* * *

Той весной, когда Лорри должна была закончить школу, о бурных прошлогодних месяцах уже стали забывать, хотя чувство тревоги, особенно, у родителей, конечно же, оставалось. Правда, несколько успокаивало (даже господина Варбоди успокаивало, когда дело касалось безопасности собственных детей!), что чрезвычайное положение все еще не отменено и общественный порядок гарантирован военными и полицейскими силами.

О Стиллере в доме Варбоди говорили достаточно часто и почти всегда — плохо. Варбоди, как уже было сказано, считал, и не без основания, что Стиллер совершил государственный переворот, а потому является государственным преступником. И если Варбоди метал инвективы, начиная с безличного: «этот негодяй» или «этот мерзавец», — то все в семье и каждый из друзей, собиравшихся в доме инженера, наверняка знали что речь идет о Президенте.

Личные впечатления, связанные с бегством с материка, несомненный авторитет любимого отца и мнение большинства из тех приятных и умных людей, которые бывали у них в доме, сделали для Лорри формулу: «Стиллер» = «негодяй, мерзавец» — доказанной истиной.

Только добрый, но немного недалекий дядя Ламекс придерживался особой точки зрения.

— Нет, инженер, погоди! — упрямого твердил он (они с Варбоди уже давно были на «ты»), — порядок он навел? — Навел! Патримор, — Ламекс всегда и нарочно искажал название ненавистной организации, — этот хренов он разогнал? Разогнал! Детишек этих, придурков молодых, в чувство привел? Привел!