Крик оборвался — один из Псов коротко и ловко саданул унитарианца локтем в солнечное сплетение. Пророк разом обмяк и скис. Второй Пес отработанным движением набросил ему на голову свой плащ, обмотал его на манер мешка и перетянул сверху ремнем. В два счета душа толпы превратилась в спеленутую куклу, неуклюже барахтающуюся в крепких руках дюжих молодцов.

Толпа угрожающе заворчала, качнулась, намереваясь отобрать своего вдохновителя, но, не сумев с первого раза прорвать кольцо стражников, тут же потеряла задор, а с ним и большую часть интереса к происходящему. Пара заводил, какие всегда найдутся при большом скоплении народа, попытались завладеть вниманием толпы и переключить ее на себя, да ничего у них не вышло.

Оно, в общем, и немудрено: унитарианцы большой популярностью в Уре не пользовались, а что до «Предтечи Ужаса», то Ренегата, как пример заслуженной (или незаслуженной) кары за грехи горожан, и без того поминали при каждом случае — будь то рядовые разговоры или теологические диспуты.

Очень быстро единый монолит человеческих тел развалился на несколько отдельных фрагментов, которые таяли на глазах: люди вспоминали, что у них есть какие-то дела и обязанности, и расходились, кому куда следовало. В паре мест, правда, как это традиционно полагается в таких случаях, обмен мнениями по поводу прослушанной лекции (и особенно ее финала) перерос в обмен тумаками и затрещинами. Но и потасовки вышли какие-то жидкие. Не сумев собрать достаточного количества зевак-зрителей, не говоря уже об участниках, они быстро сошли на нет.

— Надо же, его все-таки забрали! — Завернутая в одеяло, источающая сонное тепло, Ли-Ши подкралась сзади, просунулась мне под руку и устроилась на груди.

Обычно мне не нравится, когда кто-то ухитряется подкрасться незаметно. Более того, меня это прямо-таки жутко раздражает. Человек, способный сделать такое, способен и (теоретически) нож воткнуть промеж лопаток. Но сердиться на босые ножки Ли-Ши, бесшумно ступающие на крохотных пальчиках, сверкающих пятнышками яркого лака, не было никаких сил. Да и желания тоже.

Я прижал анчинку к себе, и Ли-Ши вскрикнула. Готов поклясться, она сделала это не от боли, но специально, рассчитывая, что снизу кто-нибудь обязательно бросит взгляд наверх и увидит, с кем проводит время хозяйка «Шелковой девочки». Репутацию подруги Выродка стоит время от времени подкреплять. По такому поводу можно и уголок одеяла приспустить — чтобы обнажилась великолепная золотистая грудь.

Добившись желаемого, Ли-Ши довольно хихикнула:

— Он был такой смешной, этот варвар-проповедник. Так яростно кричал. Позавчера, вчера, а теперь еще сегодня… Я думала, у него в шее все жилы полопаются.

— Таких «смешных крикунов» полон город, Ши. Особенно сейчас, когда появился такой роскошный повод, как неуловимый убийца-кровосос. И я не нахожу это смешным. Они будоражат людей, от этого принимаются нервничать вампиры, а все вместе они начинают действовать на нервы уже мне.

— Я не сказала «крикун», Сет, — с преувеличенной серьезностью произнесла Ли-Ши, — Он варвар, но действительно проповедник и, может быть, даже пророк.

— Неужели?

Я улыбнулся, но обнаружил, что анчинка недовольно хмурится.

— Почему ты так считаешь, моя оюнэ?

Если Джад ничего не напутал, рассказывая мне о нравах Анчинской империи, то обращение «оюнэ» там используют только по отношению к наиблистательнейшим дамам из числа тех, что достойны постели самого императора — бога во плоти.

Ожидая реакции Ли-Ши на комплимент, я слегка напрягся, но, судя по всему, угадал. Взгляд прекрасной анчинки потеплел.

— Конечно, пророк. Он же кричал вчера про тебя.

— Не понял. Он… что?

— Вчера он тоже произносил проповедь. Я не слушала все, но там было немного про тебя, поэтому и запомнила. Он кричал, что ему было видение. Что против этого… Предшественника Ужаса… будет призвано другое еще более страшное исчадие ада, давно уже рыщущее по улицам Ура. Но не меч спасет Блистательный и Проклятый, а…

— Покаяние, — закончил я, несколько озадаченный.

Интересно складывается.

О том, что я подрядился найти Ренегата и во второй раз спровадить на тот свет, еще никто толком и не знал. Ну, кроме Реджиса и пары знакомцев, которых я при случае использую в качестве подручных. Но Тихоня не из болтливых (да и узнал обо всем только прошлой ночью), а подручным строго-настрого запрещено распускать язык, когда они выполняют мои задания. Если же предположить, что незадачливый пророк-унитарианец выражался иносказательно и каждый нашел в его словах то, что посчитал нужным, возникает вопрос: с чего Ли-Ши взяла, что речь идет обо мне?

— Если смотреть снизу, ты так смешно хмуришься, ичче Сет, — рассмеялась анчинка. — Все очень просто. Кто может быть хуже, страшнее вампира? Только такой, как ты… Ичче. Или как это вы говорите? Хранитель Древней крови? Выродок?

Я пробурчал что-то невнятное.

— Кто из Выродков охотится для людей на всякую нечисть? Я знаю только тебя. И все вокруг только и говорят, что о тебе. Значит, ни о ком другом этот варвар кричать не мог. Правильно? А вчера вечером ты приходишь сюда, но, вместо того чтобы подняться ко мне, срывая одежду, с таинственным видом садишься за один стол с вампиром Реджисом! Так ли сложно сложить одно с другим?

Я невольно рассмеялся:

— Ты очаровательна, Ши. И умна.

— Конечно. И советую тебе не забывать об этом, потому что мужчин, желающих сказать мне такие и более приятные слова, великое множество.

— Кстати насчет любовника из Империи, регулярно моющегося и штудирующего Книгу Нушти Утрумы… ты это серьезно?

Вместо ответа анчинка потянулась, вставая на кончики пальцев, и обвила руками мою шею.

— Мой грязный ревнивый варвар…

Варвар? Я, чей род древнее самого племени человеческого?!

Я разумно подавил в себе желание рассмеяться. Для бронзоволицых анчинов с их тысячелетней культурой и жизнью, расписанной на бесчисленное множество ритуалов, варварами являются представители любого другого народа или расы. Даже заносчивые эльфы.

— Ши, как насчет небольшой прогулки? Кажется, сегодня будет прохладно, но солнечно. Мы можем ненадолго вернуться в постель, а когда выберемся…

— Я не люблю солнце, — скривилась Ли-Ши. — Оно плохо для моей кожи.

Я прикрыл дверь балкона.

Черт. Давно следовало поговорить на эту тему, но, опасаясь взрывного темперамента Ли-Ши, я всякий раз откладывал неприятный разговор на потом. Теперь назрело.

— Скажи мне честно, оюнэ. Эта твоя нелюбовь к солнцу, она как-то связана… с неким зельем, которое ты принимаешь?

— Не понимаю, к чему ты клонишь, ичче Сет. Я сказала, что солнце просто вредно для меня. Женщины моего уровня — самое ценное, что есть в Анчинской империи. Наша кожа нежна, как лепестки белого лотоса, а солнечные лучи обжигают ее, уродуют этим ужасным загаром, уподобляя простолюдинкам, которые проводят много времени на открытом воздухе.