те эмоции, что были прежде. И у меня нет ни малейшей идеи, что с этим делать дальше.

В крови стремительно разливается алкоголь, и я закрываю глаза, задумавшись о том, что будет с «Пингвинами» дальше. Но если быть с вами предельно честным, то сильнее этого меня волнует то, что я превратился на льду в безэмоциональную машину по отбиванию шайб.

Да, когда-то я действительно мечтал о том, что происходит со мной сейчас. Я был одержим хоккеем с детства. И сколько я себя помню, я всегда хотел быть именно вратарем.

Мне нравится эта традиция на льду, когда игроки подбадривают вратаря на протяжении всей игры. И особое удовольствие приносит осознание, что ты единственный член команды, который находится на льду все игровое время.

Вот только мне кажется, что сейчас я играю от нехер делать. Это больше не смысл моей жизни.

Если со мной не захотят продлевать контракт или же я сам решу вдруг стать каким-нибудь послом йоги, то я ничего не потеряю.

Это не одержимость. Это не мечта. Хоккей – это просто хоккей.

Да, повторюсь, я выкладываюсь на все сто на арене. Но просто я такой. За что бы я ни брался, я все сделаю в лучшем виде. По-другому я просто не умею.

Другой вопрос, что я понятия не имею, чем бы хотел заняться, если завяжу с хоккеем. И что помимо него сможет вызвать во мне хоть какие-то эмоции.

До окончания моего контракта полтора года. И заполучить меня после этого к себе наверняка захотят многие клубы.

Вот только еще проблема в том, что я не хочу ничего менять в своей жизни. Я в целом не люблю перемены. Удивительно, что я вообще перебрался сюда, в Нью-Йорк.

Сам не замечаю, как оказываюсь у Рокфеллеровского центра, на катке возле которого звучит громкая музыка. Ледовое покрытие подсвечивает множество лампочек, мерцающих разноцветными огнями. Маленькие снежинки, неторопливо спускающиеся с темного неба, образуют на льду покрывало, на котором тут же остаются следы от лезвий коньков, рассекающих по снежному покрову. Я останавливаюсь и понимаю, что за три года в Нью-Йорке я ни разу не был на этом катке. Ни разу за эти годы вообще не делал в этом городе что-то в свое удовольствие.

И эта мысль меня пугает.

Глава 13

Chloe Adams – Dirty Thoughts

Эмили

Высокомерный кретин.

Наглый. Невыносимый. Козел.

Почему я вообще сижу на его кухне и пью кофе?

Я должна была забрать свой чемодан, спуститься вниз и свалить отсюда куда подальше. Вместо этого я вот уже пару часов послушно сижу на стуле, ожидая возвращения хозяина.

Интересно, чего он от меня ждет? Что я встречу его на коврике с тапками в зубах?

Зачем он вообще привел меня в свой пентхаус, если утром старался избавиться от моего присутствия?

Слишком много вопросов и ни одного ответа на них.

Я оправдываю свое пребывание здесь тем фактом, что мой второй чемодан остался в машине амбала. И мне просто жизненно необходимо его забрать. Но на самом деле это просто выдуманный повод для того, чтобы не корить себя за то, что мне хочется быть здесь.

Можно ли стать зависимой от секса и парня, с которым провела лишь одну ночь?

Не отвечайте.

Будем считать, что мой вопрос риторический.

Айфон на столешнице вновь вибрирует, и мне даже не нужно смотреть на экран, чтобы понять, кто мне пишет.

На моем телефоне уже более сотни пропущенных звонков и сообщений от Брайана. И мое сердце предательски сжимается от того, что именно он пишет.

Чертов манипулятор!

Мой мозг, зараза, какого-то черта на стороне того, кого нельзя называть, и то и дело шлет мне картинки былой счастливой жизни.

Вспоминаю наш первый поцелуй, когда мы оба чувствовали какую-то неловкость, и слезы начинают струиться по щекам.

Это было накануне Рождества.

Витрины магазинчиков на Таймс-сквер были украшены еловыми ветками и разноцветными гирляндами, а из колонок по всему городу звучали рождественские песни в исполнении Фрэнка Синатры и Мэрайи Кэри. На улице было морозно, и весь день валил снег.

Я выходила из небольшой мастерской елочных игрушек, где купила фигурку Эмпайр-стейт-билдинга, которую собиралась повесить на свою маленькую елку. Такая у меня традиция – вешать на елку памятные вещицы из разных городов и стран. Этот год был особенным – первое Рождество, которое я собиралась провести без родных. Ван уехала к своей семье и звала меня с собой, но мне нужно было принять факт одиночества, поэтому я решила остаться в Нью-Йорке.

На сочельник я запланировала множество интереснейших занятий: сделать тканевую маску для лица с запахом вишни, напялить свою любимую пижаму с пряничными человечками, надеть махровые носки с оленьими ушками и, залипая на ток-шоу с Джимми Фэллоном, попивать какао с зефирками. Такого Рождества у меня еще не случалось. И именно такое Рождество мне было жизненно необходимо.

Я вышла из мастерской и неторопливо поплелась к метро, наслаждаясь парящими с неба снежинками. Засмотревшись наверх, я не заметила, как налетела на кого-то. Увидев юриста, занимающегося продажей недвижимости бабушки, я удивилась. Мне стало неловко, что я налетела на него, но Брайан лишь улыбнулся своей милой улыбкой с ямочками на щеках.

В этот момент мимо нас прошла пожилая женщина, которая воскликнула, что мы стоим под омелой. Мы оба подняли глаза вверх и заметили ее прямо над нами, висящую на козырьке бара, у которого и произошло столкновение.

Когда я опустила глаза, то увидела, что Брайан пристально смотрит на меня своими невероятно красивыми глазами цвета ярчайшего сапфира. Он потянулся ко мне, и я задержала дыхание. Наши губы коснулись друг друга всего лишь на долю секунды, но мое сердце начало громыхать.

Он отстранился, а я снова притянула его к себе и настойчиво раскрыла языком его пухлые губы.

Что двигало мной в тот момент, я не знаю. Меня никогда нельзя было назвать скромницей, но и к обольстительницам я не относилась.

Брайан положил руку мне на поясницу и притянул ближе. Наши языки вновь и вновь сталкивались друг с другом, пока пальцы путались в волосах. Этот парень сводил меня с ума движениями своего бойкого языка, и мне вдруг стало жарко.

Нам пришлось оторваться друг от друга, лишь когда над нами зазвенел колокольчик и входная дверь бара открылась.

После поцелуя Брайан подвез меня до дома и остался на ночь. Не нужно меня осуждать за это. Да, я и