Да только мне вы неизвестны, и когда я снимал пресловутый «Маскарад», то о вас тоже ничего…

— Вы меня пробовали, — перебил незнакомец. И добавил: — Еще когда я был живым…

33

— Когда вы были живым, значит, — задумчиво произнес Мумин. — Стало быть, сейчас вы уже не тот? Омертвели, что ли?

— Проще говоря — умер, — сказал незнакомец.

— Интересно, — хмыкнул режиссер. — С того, стало быть, света к нам прибыли? И с какой, позвольте спросить, надобностью?

— С надобностью мести, — проговорил незнакомец, и глаза его словно бы полыхнули зловещим огнем.

— Вот как? — усмехнулся Мумин. — Так вам следовало выучить роль не Арбенина, а графа Монте-Кристо.

— Этот роман, как вы прекрасно знаете, у нас не экранизировали, — укоризненно сказал визави.

— Да, вы правы, — подтвердил режиссер. — И тогда вы нашли мстителя в русской литературе, а именно — в «Маскараде», который как раз был экранизирован… Но Арбенин мстил из ревности, а у вас, как я понимаю, несколько другая цель. Вы, кажется, желаете отомстить мне, верно?

— Вы поразительно догадливы! — иронически воскликнул незнакомец.

— Стало быть, ревность тут ни при чем, — заключил Мумин. — Если вы только не приревновали меня же к моей собственной жене. Потому что каких-либо других вариантов…

— Ну хватит! — резко оборвал незнакомец. — Я вижу, вы все прекрасно понимаете и только тянете время. Корчите из себя этакого невозмутимого…

— Вас это раздражает? — осведомился режиссер. — Позвольте, я закурю?

— Пожалуйста, — буркнул визави. — Как говорится, приговоренный к смерти имеет право на последнее желание.

— Ах, так вы меня уже приговорили? — хмыкнул Мумин, поджигая сигарету. — А согласно вашим воззрениям, приговоренный имеет право знать, за что ему сулят смерть?

— Я уже сказал, — сухо возразил незнакомец. — Вы взяли на Арбенина не меня, а Мордоворотова.

— Голубчик, — протянул режиссер, — ну так вы бы пришли ко мне, когда я ставил «Маскарад», и убедили бы меня, что я должен снимать именно вас… Вы же этого не сделали. Стало быть, и вины моей в этом непростительном, по вашему мнению, промахе никакой нет…

— Я приходил к вам! — повысил голос незнакомец. — На кинопробы.

— Ах вот оно что! — кивнул Мумин, с наслаждением затягиваясь. — Какие в таком случае могут быть возражения? Через кинопробы на одну и ту же роль иной раз проходит чуть ли не сотня артистов… И что же, все, кому отказали, должны, по-вашему, мстить? Это же просто нонсенс, дорогой мой, неужели вы сами не видите?

— Я вам не дорогой, — угрюмо сказал визави. — Я всего лишь был наиболее подходящим исполнителем роли Арбенина.

— Поразительное самомнение, — покачал головой режиссер. — Впрочем, не обижайтесь, давайте назовем это самоуверенностью… Что ж, в ином случае самоуверенность может и помогать, но чаще она все-таки вредит… Хорошо, ну продекламируйте тогда еще что-нибудь из Арбенина, если нетрудно?..

— А много ли хотел я от любви твоей? — моментально отозвался на эту просьбу незнакомец. — Улыбку нежную, приветный взгляд очей — и что ж нашел, коварство и измену, возможно ли! Меня продать! Меня за поцелуй глупца… меня, который по слову первому был душу рад отдать, мне изменить? Мне? И так скоро!..

— Что ж, спасибо, — хмыкнул Мумин, вдавливая окурок в подлокотник. — Скажу вам как на духу, как принципиальный человек принципиальному человеку: вы меня сейчас убедили, что я совершенно не напрасно не взял вас тогда на роль…

— Хотите сказать, ваш Мордоворотов сыграл лучше? — с яростью крикнул незнакомец.

— И намного, — безжалостно ответил режиссер.

— Смерть, помоги! — воскликнул незнакомец и вскочил с кресла.

34

Мумин оставался невозмутим, и незнакомец, не предприняв ничего, уселся обратно в свое кресло.

Режиссер закурил следующую сигарету, уже не спрашивая позволения.

— А можно ли узнать вашу фамилию? — спросил он, внимательно изучая лицо нервного актера.

— Вы и так знаете, — огрызнулся последний.

— Поверьте, не знаю, — пожал плечами Мумин. — То есть я ее, видимо, слышал, если вы были у меня на кинопробах, но теперь, ей-же-ей, забыл…

— Топорков, — буркнул актер.

— Понятно, — бесстрастно ответил режиссер.

— Что, первый раз слышите? — не выдержал Топорков.

— Вероятно, не первый…

— Вероятно?!

— Молодой человек, а что вы так нервничаете? Я за свою долгую, слава Ленину, работу в кино пробовал, может, тысячу артистов… Как же тут всех упомнишь?

— И о том Топоркове, который недавно покончил с собой, тоже не знаете? — ехидно воскликнул актер.

— Знаю, знаю, — кивнул Мумин. — Ваш родственник, что ли?

— Это я и есть! — громовым голосом прокричал Топорков и вновь стал на ноги.

— Стало быть, выжили? — без удивления уточнил режиссер.

— Я явился к вам в виде призрака, неужели вы еще не поняли? — свирепо проскрежетал Топорков.

— Вы либо сумасшедший, либо пытаетесь свести с ума меня, — пожал плечами Мумин. — Предупреждаю сразу: второе вам не удастся, как ни старайтесь.

— Если вы всерьез считаете меня сумасшедшим, — сквозь зубы процедил актер, — то тем более низким выглядит это ваше издевательство сейчас надо мной…

— Я ни над кем не издеваюсь, — покачал головой режиссер. — Этим как раз вы занимаетесь. Не даете мне уйти из павильона, угрожаете расправой…

— А то, что вы якобы не слышали о призраке, который убил двоих ваших коллег, это как назвать?!

— О коллегах я слышал, — мрачно сказал Мумин. — Но никакому призраку их смерть никто не приписывает, уж поверьте… Так, стало быть, вы — тот самый?

— А вы только догадались, да? — всплеснул руками Топорков и с ненавистью посмотрел на режиссера.

— Если бы я догадался раньше, я бы сообщил в милицию, — хмыкнул Мумин.

Оставив это замечание без комментариев, Топорков поинтересовался:

— Ну, а насчет вашей участи вы когда намереваетесь догадаться?

— Вы же, кажется, еще десять минут назад сказали, что убьете меня. Какие же тут догадки?

— Но вы ведь мне не поверили.

— И до сих пор не верю, — усмехнулся Мумин.

— По-моему, вы просто хотите показать, что не боитесь смерти, — заключил Топорков.

— Вам я ничего не хочу показать, — отрезал режиссер. — Но смерти я действительно не боюсь. Я прожил насыщенную жизнь — занимался своим делом, ставил много фильмов… Если я и впрямь умру сегодня… что ж, немного жаль будет, что не доснял картину… Но основная часть уже сделана, так что, не сомневаюсь, мне найдется замена, и фильм все-таки будет закончен. Выходит, что и здесь жалеть особенно не о чем…

— А о самой жизни? — угрюмо спросил Топорков.

— Жаль, конечно, но не сильно. Я это переживу, — улыбнулся собственному каламбуру Мумин. — Если дотянете до моих годов, то, может, меня поймете… Когда за плечами столько плодотворных лет и ты понимаешь, что лучшее в любом случае позади…

— Довольно! — перебил