она опознала на фотографии Шкета. Парадокс! Я ей твердил: «может, узнаете», а она отвечала: «было темно». А если бы она узнала Шкета, тогда бы я ей твердил: «А вы уверены? Ведь было совсем темно, как вы могли узнать?»

– Преступника нет, а улики давно расплылись, растеклись.

– Не скажи, Витя. Вот и выходит, что для нашего дела ты не годишься. Наоборот, с уликой может оказаться значительно проще.

– Не понимаю!

– Тогда представь на минутку, что эту мелочь получил ты. Что же, набил себе карманы и ходил бы по городу, придерживая брюки, чтобы не упали под тяжестью металла. Ты знаешь, что такое полсотни рублей мелочью, да еще там рублей десять меди? Пойдешь в ресторан, – а каждый уголовник, если у него зазвенело в кармане, обязательно пойдет в ресторан, – позовешь официанта и будешь ему отсчитывать пятаки и двадцатики?

– А куда же деваться с этой мелочью?

– Ты куда бы ее сбыл? Наверное в гастроном. Там всегда потребность в таких деньгах.

– Благодарю за урок, товарищ капитан! – ответил журналист. – Пошли искать мелочь?

– Мелочь от нас не уйдет, если она имеет какое-то значение. Сейчас надо ехать в Горный Ключ, в том поселке жил старик. Соседку, которая видела его гостя, надо поспрашать.

До автобусной остановки они добрались быстро, и им сразу повезло: по маршруту уходил автобус, который мог довезти их до Горного Ключа. Они втиснулись в переполненный салон, и автобус отправился вдоль побережья. Через несколько остановок освободилось место, и Рыбалко оказался рядом с женщиной из этих мест, она объяснила капитану, где им сходить.

Автобус делал петлю за петлей, то спускался вниз, то поднимался в гору. Шофер, видно лихой парень, в несколько секунд разгонял тяжелую машину и вдруг, нажав на тормоза, круто поворачивал ее и снова гнал над обрывом, заставляя пассажиров в страхе замирать и с усиленным сердцебиением ждать следующего поворота. Но он мастерски вел машину, сотни раз проезжая по этому маршруту, все изучил и рассчитал до метра и секунд. Наконец автобус остановился там, где следовало выходить Рыбалко и Виктору. Капитан попрощался с соседкой и, напутствуемый ее советами, вышел следом за журналистом на раскаленный солнцем асфальт.

– Так поездишь – будешь психом! – заметил Шмелев. – Он, наверно, сумасшедший. Гонять автобус по этим серпантинам!

– Мы с тобой живы, и слава Богу! Давай искать дом Степана Максимовича Маципуры. От остановки тропка должна идти сразу в горы. Вот она, а наверху виднеются крыши. Нам туда!

– Легко сказать: «Нам туда»! Бег с препятствиями! – ответил Виктор, скептически оглядывая тропу, усыпанную острыми камнями, со множеством рытвин и канав, пробитых дождевыми потоками.

Когда они, наконец, дошли до крайнего дома в поселке, рубашки на них были мокрые насквозь, пот катил градом, пощипывая глаза. К их счастью, дальше не было необходимости идти. Дом, возле которого Рыбалко и Шмелев остановились, как раз принадлежал той женщине, чье свидетельство накануне читал капитан. Вторым стоял небольшой домишко, сложенный из камня и побеленный заботливыми руками. Одно окно выходило на улицу, а глухая стена была обращена в глубь двора. Крытый красной черепицей, весь дом был какой-то радостный и веселый под лучами яркого солнца. Только на входной двери висел большой амбарный замок, извещая, что хозяина здесь больше нет. «Если это Гаврилин, то он был в этом доме в день смерти, – подумал капитан, внимательно разглядывая дом и примыкавший к стене сарай. – Имеет какое-нибудь отношение покойный старик к смерти Шкета? Может быть, это тюремные связи? Заманчиво!»

Рыбалко подошел к калитке. В глубине двора соседнего дома пожилая женщина возилась с виноградными лозами. «Это, наверно, и есть Прасковья Ильинична». Он постучал в калитку, и женщина, вглядевшись пристально в гостей, вытерла руки о фартук, неторопливо подошла к ним, перешагнув через грядку, разделяющую два двора. Лет ей было около семидесяти, но грубые натруженные руки говорили о том, что для отдыха ее время еще не наступило. Не спрашивая кто они и зачем пришли, она открыла калитку и пригласила их войти. Тем же путем, через грядку, проводила следователя и журналиста к крыльцу своего дома.

– Идемте в дом, там прохладно, – она поправила на голове цветастый ситцевый платок и поднялась на крыльцо.

Они прошли за ней следом в комнату. Женщина смахнула с табуретов воображаемую пыль и пригласила их сесть.

– Наверно из милиции? – предположила она уверенно.

– Как вы догадались, Прасковья Ильинична? – улыбнулся капитан.

– А сюда больше никто не ходит, – подняла она на капитана, признавая в нем старшего, свои внимательные, обрамленные густой сеткой морщинок глаза. – Про Степана Максимовича спрашивают. Только я все уже рассказала.

– Я читал ваши показания, но меня сейчас интересует тот парень, который пришел тогда в злосчастный день вместе с Маципурой.

– Одну минуточку, – женщина встала и вышла в коридор. Там послышалась какая-то возня, звяканье посуды, заскрипела дверь и все стихло.

– Райский угол, – заметил Виктор. – Живут в свое удовольствие. И работают, и отдыхают.

– Боюсь, работников здесь, в поселке, не осталось. Все такие, как Маципура и Прасковья Ильинична. Молодежь сбежала в город.

В коридоре опять скрипнула дверь, и женщина вошла в комнату. В руках у нее был темный кувшин. Она поставила его на стол, вытащила из шкафа стаканы, из холодильника крупно нарезанную брынзу, и все это положила перед гостями на стол.

– Не побрезгуйте, отведайте моего вина, – улыбнулась она застенчиво. – Мужчины меня не считают за мастера, потому что я делаю «женское» вино, но мне оно нравится.

Они не стали обижать хозяйку. Ее вино – это ее гордость. Да при том оба испытывали жажду после прогулки по горной тропе под палящими лучами солнца. Капитан взял кувшин, налил вино в стаканы, подал один Виктору и сам отхлебнул несколько глотков. Пока они пили, наслаждаясь ароматом и прохладой вина, женщина внимательно следила за их лицами, ожидая заключения.

– До чего же вкусное вино! – воскликнул Виктор, одним духом опорожнив стакан.

– Я ничего подобного еще не пил! – похвалил вино и Рыбалко.

Их слова явно доставили удовольствие хозяйке, она заулыбалась и пододвинула им тарелку с брынзой.

– Закусите, закусите! Это своя брынза, я сама делала.

Они взяли по кусочку брынзы, закусили. Время этикета истекло, и хозяйка заговорила сама.

– Они пришли под вечер. Степан Максимович что-то принес в мешке, наверно, хлеб. Махнул мне рукой – поздоровался. С ним парнишка пришел. Весь мятенький такой.

– Как он выглядел, тот парнишка? Какого примерно роста? Цвет волос? Во что был одет?

– Росточку-то он небольшого, как я будет. Степану по плечо. На нем кепочка была, волосы я не разглядела. Пиджачок темный и весь мятый,