день, лучшие жилища. «Вестминстер газет», например, опубликовала большую (она шла в трех номерах) статью о том, в каких мрачных, закопченных домах живут шахтеры Южного Уэльса сейчас и какими веселыми, полными зелени и солнечного света станут шахтерские поселки после войны.

В этих обещаниях была демагогия, но была также и осознанная необходимость пойти на реальные уступки рабочим, чтобы «внезапный шторм не уничтожил старый порядок вещей».

Политические деятели, публицисты убеждали рядового буржуа раскошелиться. Они писали, что чрезмерное удлинение рабочего дня снижает производительность труда, что условия работы на фабриках должны быть улучшены не только в интересах рабочих, но и в интересах промышленников. Некоторые из них, точно предвосхищая аргументы «века потребления», подчеркивали, что, чем больше рабочий зарабатывает, тем больше он тратит.

Доводы и соображения экономического порядка перемежались политическими, и «Ивнинг стандарт», например, доказывала желательность предоставить рабочим акции предприятия, на котором они работают. «От этого, — утверждала газета, — стабильность нашей системы только возрастет».

«Стейтист» также готов был видеть наилучший выход из положения в том, чтобы сделать рабочего акционером предприятия и тем ввести его «в чарующий круг капиталистов». «В этом не будет ничего революционного, — поясняла редакция журнала. — Дать возможность какому-то количеству рабочих, у которых хороший характер… стать держателями акций — это лучший вид консерватизма»{139}.

Голоса самих промышленников звучали в этом политико-публицистическом хоре сравнительно редко. Все же мы знаем, что в уставе Федерации британской промышленности, в которую входили многие английские монополисты, признавалась необходимость наладить связь «между работодателями и рабочими, чтобы установить между ними дружественные отношения… и предупреждать стачки». А лорд Ливверхольм выступил с заявлением о том, что экономически целесообразно установить для рабочих после войны 6-часовой рабочий день. Это произвело сенсацию, поскольку почтенный лорд был одним из крупнейших английских заводчиков и именно как таковой получил свое звание пэра. С его легкой руки вопрос о 6-часовом рабочем дне обсуждался в газетах и тред-юнионистских кругах и попал даже, отвлекая рабочих от более реальных задач, в программу некоторых рабочих организаций.

Либералам одного только улучшения материального положения рабочих казалось, однако, в создавшейся обстановке недостаточно. Уже с мая — июня 1917 г. либеральная пресса писала о новых, возникших под влиянием русской революции стремлениях рабочих.

«В старое время разногласия с рабочими сводились к вопросу о заработной плате, продолжительности рабочего дня и улучшении условий труда. Это была проблема «хлеба с маслом»». Сейчас рабочее движение вышло за рамки этой проблемы. «Они (рабочие. — К. К.) хотят теперь быть хозяевами своей судьбы, получить свою долю в управлении производством», — утверждала 27 июня «Манчестер гардиан».

«В рабочем классе сейчас зреет новый дух, вызванный частично революцией, которую внесла в жизнь рабочих война, частично — влиянием революции в России, — читаем мы в «Нейшн». — До войны рабочие считали себя частью промышленной системы… Жестокая школа окопов научила солдат желать большего. Русская революция распространила это желание в тылу»{140}.

Мемуары и письма той поры подобные высказывания газет подтверждают. «В этой лихорадочной атмосфере (т. е. в атмосфере, созданной рабочими выступлениями и известием о революции в России. — К. К.), — вспоминает современник, — у тысяч наемных рабочих появился новый взгляд на вещи… Они мечтали о новой обстановке, может быть о новом режиме на предприятиях. Им мерещилось новое устройство общества. Рабочий контроль должен был стать его главной целью и результатом»{141}.

Требование рабочего контроля действительно выдвигалось в то время под воздействием событий в России некоторыми рабочими организациями, в частности шопстюардами. Испуганными буржуа оно воспринималось как угроза немедленного уничтожения всего класса капиталистов.

«Со времени русской революции, — читаем мы в письме другого современника, — наш честный запутавшийся рабочий склонен думать… что эта революция все изменила, что рабочий класс теперь на вершине и что дело идет к тому, что богачей больше не будет»{142}. А уже знакомый нам Дж. Клайне, выступая перед студентами Оксфорда, говорил, что рабочие ныне вовсе не так послушны, как 20 лет назад. У них появилась «склонность к самоутверждению» и к тому, чтобы «смотреть своему нанимателю в лицо» более открыто, чем раньше{143}.

Ответом на новые требования рабочих должно было стать, по мнению многих либералов, предоставление им не только большей доли в прибылях, но и больших прав в управлении производством.

Речь шла о том, чтобы дать рабочим возможность «более непосредственно контролировать условия их работы», выдвигать их на административно-технические посты на предприятиях и т. п.

«Чем шире рабочие будут привлечены к управлению производством, тем ближе они станут к точке зрения предпринимателей», — раскрывала 25 сентября расчеты сторонников «промышленной демократии» «Пел-Мел газет».

Конкретной формой сотрудничества труда и капитала, по мысли либералов, должны были стать объединенные комитеты рабочих и предпринимателей.

В начале июня тред-юнион строителей вступил в переговоры с федерацией нанимателей о создании Национального парламента строителей, который состоял бы наполовину из представителей предпринимателей и наполовину из рабочих. Рассматривать этот парламент должен был меры для предупреждения безработицы, вопросы о введении технических усовершенствований, лучшем использовании опыта и знаний рабочих. «Главное даже не то, что они (члены парламента. — К. К.) будут делать, а тот принцип, который лежит в основе всего плана. Это — возможность дружеского и длительного общения рабочих и их руководителей», — писала 19 июня, приветствуя Парламент строителей, «Вестминстер газет».

Еще до этого, весной 1917 г., возглавленный либералом Уитли парламентский подкомитет по вопросам послевоенных отношений между рабочими и нанимателями принял решение о желательности создать (после войны, а еще лучше — во время нее) объединенные комитеты рабочих и промышленников в каждой «организованной» отрасли промышленности (т. е. в таких ее отраслях, где рабочие объединены в тред-юнионы и где можно, следовательно, рассчитывать на то, что лидеры последних войдут в комитеты в качестве представителей рабочих). Предполагалось, что в каждой такой отрасли промышленности станут действовать объединенные комитеты трех степеней — фабричные, районные и национальный. Принудительного характера их постановления иметь не будут, главная их задача — предупреждать возможные разногласия между рабочими и фабрикантами. Комитеты Уитли (как их стали называть) займутся рассмотрением вопросов, связанных с улучшением производственного процесса, с техническим обучением рабочих и т. п. Разбирательство трудовых конфликтов в их задачу не войдет: ведь как-никак, а комитеты Уитли должны наполовину состоять из представителей рабочих!

Доклад «попал в точку». Комиссии по обследованию причин рабочих волнений внесли пожелание о создании объединенных комитетов в список своих рекомендаций правительству, а правительство разослало экземпляры доклада доброй сотне рабочих тред-юнионов и ассоциаций промышленников, прося их сообщить свое мнение.

Ответы пришли не сразу. И все время, пока судьба