В приступе ярости Гитлер освободил от должности генералов Фреттер-Пико и Фриснера, назначив на их место генерала танковых войск Германа Балька (до этого командовал группой армий «Г» на Западе) и генерала пехоты Отто Вёлера (из 8-й армии). Но в этом не было никакого смысла, поскольку Фреттер-Пико и Фриснер уже сделали все, что было в человеческих силах. Они даже попытались предвосхитить ход дальнейших событий в надежде на то, что Гитлер направит им в помощь резервы. Но Гитлер лишь искал козлов отпущения для непрекращавшейся череды поражений, в которых в конечном счете виноват был только он сам. Фюрер даже не потрудился объяснить причины отставки двух генералов.

В 13.10 24 декабря Гудериану позвонил начальник штаба Фриснера генерал-лейтенант Гельмут фон Грольман, который заявил: «Столица никогда не была подготовлена к обороне с запада. Командующий силами полиции обер-группенфюрер Винкельман надеется, что рейхсфюрер (Гиммлер) обязательно одобрит это решение. Решение должно состоять в том, чтобы как можно скорее снять и направить на сторону Буды не менее чем одну дивизию». Через 45 минут Гудериан под свою ответственность разрешил переброску 8-й кавалерийской дивизии СС. К тому моменту у него появились и другие немалые причины для беспокойства. Недавно начавшееся наступление немецкое наступление в Арденнах, как оказалось, было неудачным, а советские части на Висленском плацдарме (плацдармах — Сандомирском, Магнушевском, Пулавском. — Ред.), по-видимому, готовились наступать на Берлин. В связи с этим Гудериан предпринимал отчаянные попытки срочно свернуть наступление на Западе и перенацелить освободившиеся силы на Восток, но вовсе не в район Карпат. Он ожидал, что советское наступление начнется 12 января 1945 г., и, как вскоре подтвердилось, оказался прав. Но Гитлер продолжал пребывать в убеждении, что оборона Будапешта была важнее, чем догадки и планы Гудериана. «Это величайший блеф со времен Чингисхана. Кто придумал этот нонсенс?» — кричал он. Невзирая на протесты Гудериана, фюрер приказал, чтобы в Венгрию был направлен последний резерв на Восточном фронте IV танковый корпус СС (который по случайности был развернут как раз там, где планировалось советское наступление). Теперь, когда дела в Арденнах шли плохо, навязчивой идеей Гитлера стало одержать победу в Венгрии. С учетом того, что из всех развернутых в Карпатах войск блока 35 процентов артиллерии и 30 процентов пехоты приходилось на венгерского союзника, для Германии было очень важно продолжать получать поддержку от Венгрии. А потеря Будапешта серьезно деморализовала бы венгерских солдат.

В 16.50 советские танки уже вышли к трамвайному депо Сепилона, всего в 5 км от замка Буда. К этому времени Гитлер наконец утвердил решение о передислокации 8-й кавалерийской дивизии СС. Но, несмотря на все попытки Гудериана и Балька убедить его отвести войска с Пештского плацдарма, фюрер оставался непреклонен. Вместо этого он пообещал освободить Будапешт и отдал приказ направить в Венгрию еще две пехотные дивизии.

Для него, как и для Сталина, Будапешт имел в первую очередь политическое значение. В то время как Гитлер все еще лелеял мечты удержать позиции Третьего рейха в Венгрии, Сталин старался продвинуть свои армии как можно дальше на запад, навстречу союзникам по коалиции.

Немецкому и венгерскому командованию было известно, насколько успели продвинуться советские войска. Тем не менее они ничего не предприняли для того, чтобы избежать надвигающейся катастрофы. Неудача Хинди понятна, поскольку он не обладал необходимыми полномочиями. Приказы должны были исходить только от Пфеффера-Вильденбруха. Только его личная инициатива могла бы переломить ситуацию, но, как покажут дальнейшие события, он не обладал для этого необходимыми качествами.

Посыпались заявления, будто появление советских войск в Буде стало для немецкого и венгерского командования таким же неожиданным, как гром с ясного неба. Но это откровенная ложь. Еще 23 декабря Хинди и Пфеффер-Вильденбрух знали, что советские части находятся на расстоянии 20–40 км от Будапешта. Для них не было секретом и то, что остатки немецкой 271-й народно-гренадерской (пехотной) дивизии, занимавшие позиции юго-западнее Буды, почти полностью утратили боеспособность и не представляли серьезной силы. Глава диверсионного отдела венгерского Генерального штаба капитан Золтан Мико был в курсе, что окружение неминуемо, точно так же, как и его коллеги в немецких дивизионных штабах. Соответствующие донесения постоянно поступали не только от служащих железной дороги и местных жандармов, но и от подчиненных самого Пфеффера-Вильденбруха.

22 декабря, даже еще до того, как Будапешт оказался в полном кольце, Пфеффер-Вильденбрух потребовал наладить снабжение города по воздуху. 23 декабря немецкие противотанковые орудия были развернуты на двух участках в районе Будадьёндьё на дороге на Будакеси. В тот же день тыловым подразделением венгерской 10-й пехотной дивизии поступил приказ из штаба венгерского 1-го армейского корпуса направить разведывательные группы по маршрутам Пилишчаба — Пербаль — Жамбек и Пербаль— Будайенё севернее Пати. Примерно в полдень адъютант командира дивизии лейтенант Йожеф Биро получил приказ на ведение разведки. В 22.00 начальник штаба дивизии капитан Дьёзё Бениовски лично посетил товарный поезд на станции Пилишсентиван, чтобы предупредить об опасности служащих.

Утром 24 декабря от патрулей поступили донесения о появлении советских войск, которые наступали из населенного пункта Жамбек между городами Бичке и Будаэрш. И даже еще ближе к Будапешту первый квартирмейстер 1-й танковой дивизии лично наблюдал, как «немецкие противотанковые и штурмовые орудия быстро направлялись в сторону долины Хювошвольд, а немецкие и венгерские легковые и грузовые автомашины и курьеры на мотоциклах сновали взад-вперед между Хювошвольдом и Сенаплацем». Причиной было то, что немецкие и венгерские подразделения тыла, а также небоевые подразделения 13-й танковой дивизии получили приказ соответственно от Пфеффер-Вильденбруха и от венгерского командования немедленно покинуть город. Немецкое главное командование сухопутных войск по собственной инициативе решило направить в город группу подрывников военно-морских сил из Любека для подготовки к взрыву мостов в Будапеште и Эстергоме. В первый день Рождества подразделение под командованием обер-лейтенанта Тегетхоффа уже находилось в Вене. Все это еще раз доказывает, что и в ОКХ в Берлине прекрасно знали о неминуемом окружении венгерской столицы.

Характерно то, что между представителями штабов Пфеффер-Вильденбруха и Хинди никак не обсуждался вопрос о предотвращении возможной осады. В основном это объяснялось обстановкой взаимного недоверия. Со стороны Хинди сюда примешивалось еще и состояние общей апатии, нарастающее с октября. Примерно в это время Хинди практически утратил контроль над венгерскими войсками, и его роль была ограничена чисто административными функциями.

Пфеффер-Вильденбрух ни о чем не информировал своего венгерского коллегу и демонстрировал к нему явно пренебрежительное отношение. Вероятно, это было одной из причин того, почему венгерские генералы предпочитали пассивно наблюдать за развитием событий.

В то же утро подразделение жандармерии в Будакеси оповестило штаб венгерского армейского корпуса, размещенный в монастыре Нотр-Дам-де-Сион (Сионской Богоматери), о появлении поблизости первых советских танков. Командир подразделения зенитной артиллерии в южной части Буды подполковник Ференц Сёдьёнь не знал об этом и приказал своему адъютанту лейтенанту Гёзё Пинтеру отправиться в Будакеси и осмотреть позиции, на которых можно было бы разместить зенитные орудия. Пинтер проделал свой путь через жилые кварталы в западной части города и доехал до места под названием Седло Сепьюхёсне. Он пишет: