Никакого звонка у ворот этого Шепитько, конечно же, не было. Его роль исправно выполнял намеренно посаженный хозяином на слишком длинную цепь сенбернар – злобный до предела, размером с двухгодовалого теленка. Весь в репьях и колтунах слежавшейся, свалявшейся длинной шерсти. Стоило мужикам приблизиться, как он тут же метнулся к забору, ударил в него тяжелыми мощными лапами и, навалившись грудью на низкую калитку, зашелся грубым утробным лаем. Подошедший первым Славкин невольно отпрянул, отступил назад. Васькины клыки хищно лязгнули в каких-то сантиметрах от его лица.

Прошло не меньше двух минут, пока в приоткрытую дверь осторожно не выглянула голова хозяина. Он цыкнул на собаку, помедлил и бочком, явно нехотя, вылез на крыльцо – коротконогий, седовласый мужичонка в накинутой на плечи засаленной залатанной, давно уже бесцветной душегрейке. Постоял, близоруко щурясь, закрываясь рукой от солнца. И только потом спустился по ступенькам и мелкими шажками подошел к калитке.

– Дивысь, яки людины?! – радушно заблажил Шепитько, берясь за щеколду. – А я, як байстрюк у хати сижу. Ничого соби не бачу…

– Здоров, Петро, – приветствовал его Семеныч и через силу выдавил: – У меня к тебе… дело есть.

– Мабудь, до мене пидемо? – проигнорировав приветствие, спросил его хохол. Но калитку так и не открыл. Замер в полуметре, переминаясь с ноги на ногу. – А шось таке, диду? Яко ж таке дило?

– Отвезешь нас в город?

– Та ж ни, ни як не можно, – пробормотал Шепитько, потупившись, и разом озаботился: У мене ж и бензину немае ни крапелюшечки… Та и жинка моя знов-таки недугувати… Я так розумию, що вам до Витьки треба…

– До какого Витьки, Петро? – нетерпеливо перебил его старик. – Ты же знаешь, как он ездит? Раз в год, когда случайно протрезвеет. Да мы ж тебе заплатим…

– Та ни, ни… – уперся рогом Шепитько. – Я ж тоби кажу, батько, – ни як не можно… Та мене ж и грошив ни яких не треба…

– Подожди, Иван Семеныч, – не выдержав, вмешался Славкин и, отстранив старика, пошел к калитке: Як же ж тоби не треба, дядько? Це ж для кожниго чоловика дуже потрибна риччю… А ось ми зараз удвох тихенько побалакаем. А раптом домовимося, – сказал и, хитро подмигнув хохлу, приблизился к нему вплотную, цепко ухватил за полу душегрейки и, перегнувшись через калитку, что-то быстро зашептал ему на ухо. «Ну вот же клоун? – вспомнив сцену на вокзале, ухмыльнулся Мостовой. – Любит посекретничать…

Совещание должно было начаться еще пять минут назад, но работники прокуратуры, в отличие от своих «коллег» из РОВД, назначенные в состав оперативно-следственной группы, все еще поодиночке продолжали стекаться в кабинет Сазонова. Громко переговариваясь между собой, они рассаживались на стульях у стены. Андрей Степаныч сидел за столом, склонившись над «филькиной грамотой» – набросанным вчерне планом следственных мероприятий. И только изредка поверх очков в тяжелой роговой оправе поглядывал на коллег с вполне добродушной ехидцей: «Вот же бедлам устроили, паршивцы!.. Ну, правильно – это ж не у прокурора… Там бы рдели, что девицы непорочные. Муху б слышно было…»

Последним, как обычно, в кабинет прошмыгнул запыхавшийся и разобранный на части Саша Комов. Его патологическая неспособность приходить на планерки вовремя давно уже стала притчей во языцех.

– Можно начинать, Андрей Степаныч, – доложил Илья Каморин – старший по возрасту среди входящих в группу оперов. – Все в сборе.

– Добро, – удовлетворенно крякнул важняк. И, сняв очки, сосредоточенно потер костяшкой пальца переносицу. – Тогда и начинай, Илья Михалыч, коль сам назвался…

Каморин медленно, с достоинством, поднялся на ноги, но Сазонов махнул рукой – сиди, мол. Нечего мне тут ненужный цирк устраивать.

Неожиданно ожил лежащий перед Сазоновым телефон. Андрей Степаныч пристально поглядел на дисплей и только тогда, надавив на клавишу приема, поднес к уху.

– Зайди-ка ко мне. Срочно, – раздался в трубке озабоченный голос прокурора. – Прямо сейчас. Давай. Жду.

– Перекур на пару минут, – объявил Сазонов, убирая в сейф бумаги. – Только здесь, мужики, попрошу всем скопом не дымить… Нечего мне здесь вигвам устраивать…

– Ты как там, Андрей Степаныч? Всех уже озадачил? – быстро выдохнул Степанчук и, не дожидаясь ответа, ошарашил подчиненного: – Вот и не спеши… пока… У тебя же есть над чем работать… Разбой, бытовуха на Зеленой… Что там еще? Самострел на новостройке… Да мало ли…

– А как же…

– Я же говорю тебе – не спеши… С Сукоткиным пока ничего еще не ясно… Ни-че-го… Скорей всего – вообще сбросим это дело по месту происшествия в Октябрьский РОВД… Все к тому идет… Да и действительно – трупа нет, подследственность не наша… Баба с возу, так сказать… Понял меня? А?

– Ясно, – рассеянно кивнул Андрей Степаныч. – И что… вообще?

– Я разве говорил – вообще? – недовольно буркнул прокурор и поморщился, будто сдуру жеванул здоровенную дольку горького грейпфрута. – Нет, конечно… И этим тоже занимайся… Но только спокойно и без лишней спешки… Никто нас больше никуда не гонит… Понял?

«Понять-то понял… Не тупой, – выйдя от прокурора, проворчал Сазонов себе под нос. – А что тут понимать-то? Яснее ясного. Поставили на Тоше жирный крест… А может, и по щедрости душевной уже и лоб ему зеленкой намазюкали…»

«Так это же и к лучшему? – продолжил размышлять Андрей Степанович, неспешно, черепашьими шажками спускаясь по лестнице. – Покрутят в РОВД ни шатко ни валко и, как обычно, спишут это мутное дело в разряд бесперспективных. Одним глухариком побольше – невелика беда… Да и мстюга этот, глядишь, и выскользнет… Кому он нужен – по большому счету?..» Последняя мысль была абсолютно крамольной. И Сазонов это прекрасно понимал.

Что-то странное происходило с ним в этот раз. Впервые за все долгие годы работы на следствии ему совершенно не хотелось браться за новое громкое дело. Не хотелось биться над ним, доводить до победного. Так, чтобы никаких потом возвратов на ДС[25], никаких позорных оправдаловок. Не хотелось потому, что в мозгах царила полная мешанина.

С одной стороны, налицо – дичайшее преступление. Чистейшая уголовщина, за которую необходимо карать по всей строгости закона. А с другой? Пострадавший – скотина редкостная. Такую еще поискать нужно. А потому понес вполне заслуженное справедливое наказание. И мужику этому, если по большому счету, памятник поставить за благое дело…

«Но какие, к чертям собачьим, могут быть симпатии к подследственным?! – тут же строго корил себя Сазонов. – Это что за бабство такое слезливое?.. А может, этот Робин Гуд доморощенный такое же дерьмо законченное, как и сам Сукоткин? Да запросто… Ведь что-то их явно связывает. Где-то в прошлом они обязательно пересекались. Вполне вероятно, что этот мстюга когда-то на Тошу и работал. Потом не поделили что-нибудь – деньги или бабу… Скорее всего – бабу… На то похоже… Уж больно неординарный специфический способ мести… Обычная история…»