– Если вы думаете, что я, – испугалась Ольга, – то я не подойду, потому что не смогу, потому что…

– Ты тут ни при чем, – с сожалением посмотрела на нее Маша. – Ты, конечно же, не похожа, а вот мы с Александрой… Ты только посмотри! – она подскочила к сестре, вытащила у нее из волос заколку и распушила темные волнистые пряди вокруг головы. – Вылитая Гуттиэре. И тоже в квадрате. Да эта фрекен Бок от страха нам не только фотографии отдаст, а еще и свои фамильные драгоценности на тарелочке с голубой каемочкой принесет!

– Ну… не знаю… – с сомнением покачала головой Ольга и придирчиво оглядела близняшек. – Что-то мне не кажется, что вы на нее похожи…

– Просто ты, видимо, давно фильм смотрела, а мы всего неделю назад. Помнишь, Сашка, мама нам еще сказала, что мы у нее красавицы не хуже Вертинской? Вот, я даже фамилию актрисы вспомнила.

– Было такое, – подтвердила Саша. – Но даже если мы и не очень похожи, то после лицезрения двух живых амфибий от страха нас вполне можно за двух Вертинских принять.

– Ой, девчонки, заманчиво, конечно, разыграть Капитолину, но не верится мне, что это получится. Пожилые женщины сейчас очень осторожны, чужим людям ни за что просто так дверь не откроют. На Катаняна, например, фрекен Бок в глазок смотрела, а разговаривала исключительно сквозь закрытую дверь.

– А человек-амфибия ей, между прочим, не чужой, а воспоминание молодости и одновременно лицо с украденных фотографий, – возразила Маша.

– Глазок здорово лица искажает, и на темной лестнице очень трудно будет отличить Ихтиандра от матерого уголовника, – продолжала сомневаться в успешности предприятия Ольга. – Капитолина наверняка подумает, что над ней Катанян прикалывается.

– Значит, надо придумать что-нибудь такое, что заставит эту фрекен Бок распахнуть дверь как можно шире.

– Машка на такое вполне способна, – заявила Саша. – Давай, сестричка, поскрипи своими мозгами будущей капиталистки, предпринимателя и менеджера в одном лице!

– Ну… например, можно запустить вперед Ольгу, – тут же начала скрипеть мозгами Маша, – с каким-нибудь продуктовым набором из мэрии или от какого-нибудь депутата.

– Какие еще депутаты? Никаких выборов сейчас нет! – Ольге очень не хотелось «запускаться» к Капитолине.

– Подумаешь, нет! А ты прикинешься, что есть. Например, будешь вступать в партию помощи пенсионерам. Тут какой хочешь пенсионер клюнет!

– Нехорошо это как-то, Маша! – пожала плечами Ольга.

– А хорошо доводить подругу до сердечного приступа? – продолжала наступление деятельная москвичка.

Ольга, уже десять раз пожалевшая, что рассказала близняшкам о фрекен Бок, окончательно сникла.

Поздним вечером в постели Ларионовой очень хотелось на сон грядущий подумать о Саше Добровольском, но думалось, как назло, только о Капитолине. В конце концов, как не раз уже бывало после каких-нибудь переживаний, Ольге приснился препротивный сон о человеке-амфибии, который плавал в аквариуме у фрекен Бок, разгоняя волны крутящимся на спине карлсоновским пропеллером. Ольга несколько раз пыталась покормить амфибию сухим мотылем из майонезной баночки, но кошка Амалия, сидящая на цепи у аквариума, отгоняла ее заливистым лаем сторожевой собаки.

Следующий день зимних каникул для девятиклассников и их гостей был свободным от мероприятий. Москвичи получили право по своему усмотрению погулять по городу, посетить магазины, новых питерских приятелей или просто вволю отдохнуть от новых впечатлений и выспаться. Ольге же выспаться не дали. Неугомонная Маша растолкала ее часов в девять утра и стала призывать позвонить Калинкиной.

– С ума ты сошла, – зевнув, недовольно пробормотала Ольга. – Не знаю, как у вас там, в Москве, а у нас в каникулы все спят часов до одиннадцати…

– Так ведь и всю жизнь можно проспать! – как всегда, очень убедительно заявила Маша и решительно сдернула с нее одеяло. – Вставай!

– Вот интересно знать, – Ольга с завистью посмотрела на сопящую на кресле-кровати Александру, – почему ты сестрицу не будишь? Жалко родную кровиночку?

– Мне тоже интересно знать, у кого неприятности, у нее или у тебя?

– Какие у меня неприятности? – Ольга моментально вскочила с постели, решив, что спросонья действительно забыла что-то важное.

– У кого фотографию амфибии украли?

– Фу ты! Напугала! – выдохнула Ларионова и тут же снова улеглась в постель, решив заснуть назло этой сумасшедшей Машке, но глаза почему-то совершенно не желали закрываться. Тогда Ольга села, спустив босые ноги на пол, и сказала: – Уверяю тебя, Калинкина еще и не думала просыпаться, несмотря на все катаняновские неприятности. Давай позвоним ей попозже, а!

Маша с обиженным видом пожала плечами, и Ольга, чтобы загладить неловкость, решила расспросить москвичку о Добровольском.

– Маш! Ты лучше расскажи, как вы… как у вас… ну, словом, как у тебя все получилось с нашим Пашкой… раз уж мы все равно не спим…

Если сравнить данный разговор двух девочек с шахматной партией, то Ольгин вопрос можно было бы приравнять к рокировке в длинную сторону. Она ловко подменила один обсуждаемый объект другим, да еще таким, о котором Машка готова была говорить очень долго, уходя от фрекен Бок все дальше и дальше, в самую длинную сторону.

– Я сразу, еще на платформе вашего вокзала, заметила, что он на нас запал, – моментально забыв про чужие проблемы, отозвалась Маша. – День, правда, еще сомневалась, на кого: на меня или на Александру, но уже на дискотеке все стало ясно.

– Что именно? – осторожно, чтобы не сбить с рассказа москвичку, спросила Ларионова.

Маша улыбнулась так довольно, как улыбалась кошка Амалия в Ольгином сне, когда облаяла ее и отогнала от аквариума.

– Стало ясно, что моя сестрица его заинтересовать не может, поскольку ему не нужны легкие победы.

– И как ты сразу умудрилась это вычислить?

– Так это же у него на лице написано!

– По-моему, ничего у него там не написано, разве что родинка над губой будто нарисована, – не согласилась Ольга.

– Ты не понимаешь! Не зря я хочу быть менеджером, причем, может быть, как раз по подбору персонала в фирмы. Я людей насквозь вижу! Я сразу увидела на ихтиандрообразном лице одного из ваших Ихтиандров, то есть на Пашкином, скуку, когда он смотрел на девчонок.

– Ты хочешь сказать, что раз ему понадобилось каких-то четыре дня, чтобы уломать тебя пойти с ним на концерт, то это и есть трудная победа?

– С чего ты взяла, что он поверил в свою победу? Я ему сказала, что мы с Александрой давно мечтали побывать в Октябрьском зале и что неплохо было бы, если бы он отдал ей свой билет, поскольку сам он в Питере живет постоянно и в этот зал всегда успеет.

– А он что?