– И через три дня в городе начнется бунт. Возможно, небольшой, но он будет предвещать куда более серьезные события.

Дунаан покачал головой:

– Не знаю, как вы сумеете организовать волнения, мой друг Серый Кот, однако уверен, вам такая задача по силам.

– Вы правы, – сказал Серый Кот и махнул рукой, показывая, что встреча закончена.

Заговорщики один за другом ушли, оставив Серого Кота в полном одиночестве. Он продолжал сидеть на своем месте, погрузившись в глубокие раздумья. Через несколько мгновений он поднял голову и негромко проговорил:

– Подойдите к столу, Гритта; я не вижу причин делать вид, что мне неизвестно о вашем присутствии, а посему у вас нет никаких причин прятаться.

– А я вовсе не прячусь, – ответила Гритта, продолжавшая оставаться в глубокой тени. – Просто привыкла быть невидимой. Не сомневаюсь, вам не нужно объяснять мои мотивы.

Серый Кот поморщился, словно эти ее слова его особенно задели. Но уже в следующее мгновение на лице у него снова застыла маска равнодушия, и он ответил:

– Вполне возможно, но сейчас я прошу вас подойти ко мне поближе, потому что не люблю разговаривать с теми, кого не вижу; у меня возникают неприятные воспоминания. – И он глухо рассмеялся – этот смех заставил бы вздрогнуть любого, кто не обладал железными нервами.

Гритта вышла из угла и уселась напротив Серого Кота. Если читатель решил, будто ее скрытность являлась следствием какого-то недостатка внешности, то мы должны его заверить, что подобные догадки абсолютно не соответствуют истине. Гритта не могла похвастаться ослепительной красотой, но стыдиться ей было точно нечего. Она оказалась женщиной около шестисот лет, невысокого роста, с волосами соломенного цвета, большими глазами и маленьким носом. Приятные черты лица немного портила излишняя резкость. Двигалась Гритта грациозно, хотя и несколько неуверенно. Маленький шрам над левой бровью, как от удара кинжала, вовсе ее не портил, напротив, придавал ей особый шарм.

И, только посмотрев на нее более внимательно, пытаясь определить породу, вы начинали испытывать некоторую тревогу. Коротко подстриженные и зачесанные назад волосы открывали вполне аристократическое лицо. Взглянув на скулы и подбородок, можно было предположить, что Гритта принадлежит к Дому Дзура. Однако ее круглые глаза тут же опровергали эту гипотезу, да и цвет лица – как у неспелой оливки, а также рост указывали на Дом Тсалмота.

И тут наблюдатель вдруг понимал, с ужасом и жалостью, что смотрит на одну из тех несчастных, кто, будучи произведением двух Домов, не принадлежит ни к какому из них и движется по жизни, точно корабль без якоря и причальных канатов, который не может войти в свою гавань и которому ничего не остается, как переживать в одиночку шторм за штормом.

К нашему великому стыду, в те времена такие люди, как Гритта, не совершившие ничего дурного, подвергались всеобщим насмешкам и презрению. И обязаны мы добавить, несмотря на волю нашей императрицы, подобное отношение к ним осталось и по сей день, впрочем его жестокость несколько смягчает Эдикт о полукровках, ставший законом через пять лет после того, как императрица завладела Орбом.

Часто такие люди становились нищими или преступниками, но разве можно ставить им это в вину? Если из-за причуд любви и неэффективности мер предосторожности рождался ребенок, родители которого не имели права сочетаться браком, поскольку принадлежали к разным Домам, то при чем же здесь ребенок?

Цивилизованное человеческое общество должно уметь отличать жертву от преступника. Те, кто теряет эту способность, становятся похожими на дикарей из племен людей Востока, – они ведь, к несчастью, так и не сумели преодолеть свои невежественные предрассудки.

А утверждающим, будто подобное рождение есть наказание Богов за грехи в прошлой жизни, скажем, что мы не желаем им ничего хорошего. Как осмеливаются они взять на себя обязанности Богов – судить? А кроме того, мы можем их заверить: какие бы несчастья ни обрушились на их головы, мало кто выкажет к ним сострадание. Историк, например, без малейшего раскаяния и даже с радостью заявит им, что потеря любимого, неудачи в делах или тяжелое ранение есть наказание за грехи в прошлой жизни. Но все-таки никто не вправе говорить от имени Богов, если они не наделили его такой властью.

И еще: этим жестокосердным следует подумать, ради собственного благополучия, раз уж они не способны проявлять доброту по отношению к другим человеческим существам, как Боги относятся к тем, кто осмеливается брать на себя ответственность божеского суда.

Но, к нашему сожалению, мы должны признать, что, хотя и не по своей вине, многие из полукровок действительно становятся преступниками, причем порой самыми страшными и безжалостными. Именно такой и была Гритта. Мы не знаем, чем ей, бездомной и одинокой, приходилось заниматься на Дне, чтобы выжить. И не станем опускаться до предположений, однако Гритта вела себя так, словно ей пришлось сразиться с худшими сторонами человеческой натуры и выйти из этой борьбы одновременно победительницей – ведь ей удалось уцелеть – и проигравшей, поскольку она лишилась благородства и порядочности, которыми природа наделяет каждого из нас при рождении. Она спокойно сидела напротив Серого Кота и чувствовала себя уверенно – что уже само по себе говорит о многом, потому как Серый Кот являлся одним из самых ужасных обитателей Дна.

– Мы уже говорили ранее, – наконец сказал Серый Кот, – об организации бунта.

– Верно, – кивнула Гритта.

– Вы и сейчас в состоянии его организовать?

– Да.

– Как?

– А вот это уже мое дело.

Серый Кот пожал плечами:

– И мое тоже, ведь если я приведу в движение события, которые должны произойти, а бунт не начнется...

– Начнется, – перебила его Гритта.

– Очень хорошо. Он не должен быть большим. Меня вполне устроят незначительные волнения... но почему вы улыбаетесь?

– Потому что вы говорите о волнениях в городе, будто об огне, который собираетесь разжечь в печке или камине. Речь идет о большом пожаре, который потухнет после того, как сгорит все, что может гореть.

– И значит?..

– Я могу начать бунт, но остановить или как-то контролировать его мне не по силам.

– Вы хотите сказать, бунт уничтожит город?

– Вполне вероятно. Или закончится быстро. Все может зависеть от реакции одного человека, увидевшего что его ребенку грозит опасность, или женщины, которая вдруг не пожелает, чтобы ее магазин сгорел, или солдата, заколебавшегося в решительный момент. Бунт может смести город с лица земли или закончиться ничем. Я рассчитываю на второе. Люди недовольны, однако еще не доведены до отчаяния; и если они презирают императора, то до ненависти к нему дело еще не дошло. И все же у меня нет никакой уверенности. Хотите, чтобы бунт начался, – он начнется, но после... я ни за что не ручаюсь.

Серый Кот довольно долго обдумывал слова Гритты, а потом ответил: