Не так уж и плохо уйти в небытие, чувствуя нёбом вкус шоколада. Хотя кто знает, в небытие ли?

Вот и погас хилый настольный светлячок, за которым жадно следили мои глаза в розовую сеточку. Ничего не изменилось, просто стало черным-черно. И тут я слышу лёгкое покашливание Выключателя.

— Вы знаете, я только что закончил очень сложный и масштабный проект. И на самом деле, я тоже очень люблю японскую кухню…

И вот в тишине и абсолютной темноте мы руками едим тёплые роллы.

Будет мир

Сестра стояла у окна и отрешённо пялилась в небо, как покинутая фрёкен Бок.

Взъерошивая мокрые волосы полотенцем, я подошла к ней, тоже воззрилась вверх и увидела сотни белых росчерков по лазури. Ничего в этом не было удивительного, кроме того, что росчерки были будто гребешком проведённые, строго вертикальные.

— Эй, ты чего?

— А?

— Чего случилось, говорю?

— А-а. Так это. Всё.

— Что — всё?

— Всё, они улетели.

Я аж полотенце выронила.

— Как? А разрушения? А инопланетная экспансия? А война с оккупантами?

— Не будет ничего.

— Но как не будет?

— Вот так.

— Но столько лет только войной и живём! Все репортажи о ней, вся промышленность на неё работает! Как мы дальше-то? Я уж и не помню, как раньше было.

— Вот так. Пока ты голову мыла, они так и объявили: как хотите, так и живите. Мы устали с вами бороться.

— Но… но… а нам теперь с кем бороться?

— Друг с другом, наверно. Так испокон веков было: люди всегда найдут, с кем повоевать.

— Друг с другом? Но я не хочу! Друг с другом я дружить хочу!

— Никто не хочет. А придётся, — вздохнула сестра.

Я сжала кулаки и прикусила губу, чтобы не заплакать. Они улетели, теперь будет война брат на брата, да ещё я всё пропустила, пока в душе была! Ну что за наказание!

И тут свершилось чудо! Белые полоски расчесали небо сверху вниз. Их рисовали яркие-яркие, как прожектор, зелёные шары.

— Они вернулись, вернулись!

Я завизжала, запрыгала, стиснула сестру и всё-таки заревела. Сестра только болталась в моих объятиях. На любое потрясение у неё реакция одна — ступор.

А мир между тем наполнился звуком.

«Ну ладно, мы передумали. А то ж вы поубиваете друг друга. Но так больше продолжаться не может. Поэтому давайте договариваться».

— Договариваться! — прошептала я. А сестра только счастливо вздохнула.

И все на Земле поняли, что войны не будет. Будет мир.

Явление эпохальное

Знаете, почему другие планеты держатся от Земли подальше? Очень просто: боятся подхватить жизнь. Марс и Венера, хлебнувшие горя из-за такого соседства, утешают несчастную тем, что в планетологическом смысле жизнь — явление всего лишь эпохальное. Ничего страшного, со многими случается. Вот, например, у одной планетки ближе к центру Галактики было подозрение на жизнь. И ничего: интенсивный курс радиации от ближайшей звезды — и вот она уже чистенькая, свеженькая, никаких паразитов. А вот ещё тоже был случай: нашли жизнь у планетки рядом с газовым гигантом. Сдала анализы — и точно: вода есть, углерод есть, азот, кислород, что там ещё… Но Земля их перебивает: вы знаете, я себя чувствую не так уж плохо. Да, порой и зудит, и печёт, и будто пеленой заволакивает, но в целом — вполне. И, если честно, я побаиваюсь радиации. Большой взрыв с ней, с личной гигиеной. Я лучше потерплю. В конце концов, вы правы: жизнь — явление всего лишь эпохальное. Само пройдёт.

Не боги горшки обжигают

Заходит как-то один бог к своему приятелю.

— Что поделываешь, братец?

— Да вот, новое хобби, — с ноткой гордости отвечает тот.

Вдоль стены роскошного облачного жилища выстроились немного кривоватые, но вполне узнаваемые вазы, кувшины, чашки и… горшки.

Друг долго молчит.

— Не нравится? — чуть обиженно спрашивает хозяин. — Я понимаю, это только ученические вещи, но очень скоро я набью руку, и тогда дело пойдет на лад!

— Да нет, вполне симпатично, только… как-то не comme il faut.

— А что такое?

— Ты разве не слышал: «Не боги горшки обжигают»?

— Пфф! — отмахивается творец, — и кто это сказал? Люди с богами забытой земли? И мы, небожители, должны подчиняться их близоруким мнениям?

— Я всё понимаю, но как-то уже устоялось…

Хозяин поджимает губы:

— И что прикажешь делать? На пирах всю вечность торчать? Надоело. Да и печень за ночь новая не вырастает, как у некоторых. В цивилизацию играть? Да я её уже три раза целиком прошёл! Чуть выстругаешь что из дерева или слепишь из глины — оно оживает и говорит: «Папа! Спасибо, что меня создал! Как мне теперь жить?» А я почём знаю? Возьмешь мяч погонять — он тут же лесами обрастает, водой покрывается, опять начинается копошение. Выбросишь этот мяч — глядь, а к тебе его уже тащат слоны, киты и черепахи. — Бог возмущённо всплёскивает руками. — Это как называется, а? Это откуда всё берётся? Тоже больная человеческая фантазия? Плюнуть уже нельзя, чтобы жизнь из твоей слюны не зародилась! Пролить, просыпать ничего нельзя! Займёшься садоводством — появляются люди. Увлечёшься кулинарией — появляются люди! Что за наказание! Кого из высших богов я прогневал?

— Не распаляйся так, братец, — тихо говорит гость. — Об этом не принято говорить, но у всех остальных та же фигня. Я тоже то и дело их давлю, жгу, топлю! Не помогает, приходится на землю выселять. Думаешь, почему мы все пьянствуем без просыху и распутствуем без удержу? Потому что от любых других занятий люди зарождаются сами собой!

— Не от любых! Вот же, горшочки стоят! Мирные, красивые, безжизненные горшочки! Никому не мешают, ни от кого не требуют ответов, защиты, помощи! Так нет же, нельзя, не по чину!.. Тьфу! Ой, блин, опять полезли! Кыш, кыш!

Хозяин бессильно опускается на пол, закрывает лицо руками. Гость как бы невзначай затирает носком сандалии божественный плевок. Крошечные люди тоненько пищат.

— Слушай, я сейчас плохой собеседник. Зайди как-нибудь в другой раз, выпьем нектара…

— Как скажешь, дружище. Я не в обиде, сам через это прошёл. Держись, не раскисай. И, это… Горшочки — дело, конечно, хорошее, но не поймут. Бросил бы ты их, а?..

Гость откланялся. Расстроенный бог остался один.

— Что теперь прикажете делать? Макраме плести? Бабская забава…

Погладил чуть неровные бочка своих гончарных произведений. Горько вздохнул. Убрал утварь в чулан, туда же хотел заткнуть и гончарный круг. Воровато оглянулся. Запер дверь, задёрнул шторы. Набрал в ладони побольше жирной глины и принялся лепить несуразных человечков.

— Папа, спасибо,