1. Со времен саксонских королей существовали крестьяне и сеньоры, деревенские коттеджи и замки, но саксонский дух охотно позволял одним обычаям присоединяться к другим, образуя запутанную систему экономических связей. Нормандцы, обладавшие конструктивным и ясным умом, ввели более жесткий порядок, основанный на принципе: «Нет земли без сеньора». На вершине экономической и политической иерархии стоит король. Он — собственник всех земель королевства, и, чтобы нормандский ум был совершенно удовлетворен этим логическим построением, все соглашаются с тем, что сам король получил свое королевство от Бога. Но он оставляет себе лишь часть земель, а остальное отдает в лены главным держателям и отдельным рыцарям в обмен на военную службу и некоторые другие обязательства. Предположим, например, что король жалует 100 поместий какому-нибудь барону за обещание выставить полсотни рыцарей во время войны; сам барон оставит себе 40 из этих имений, чтобы обеспечить свое существование, а 60 остальных раздаст в лены шестидесяти вассалам второй ступени за обещание рыцарской службы. Главный держатель земли, чтобы обеспечить свой личный престиж, а также чтобы избежать штрафов в случае чьей-то неявки, всегда обеспечивает себе немного больше воинов, чем обещает королю. В принципе, все эти лены (кроме отнятых за серьезные преступления) передаются по наследству в порядке первородства, что избавляет их от дробления. И сеньор, и рыцарь, не имея возможности завести, подобно современным собственникам, крупное земельное хозяйство (потому что не нашли бы рынка сбыта для своих продуктов), оставляют себе только одну ферму для надобностей имения, а остальные земли уступают крестьянам за повинности натурой или трудом. В саксонские времена иерархия среди крестьян была такой же сложной, как и среди знати, поскольку приобретенным правам соответствовали разные статусы. Тогда различали свободных людей, сокманов (socmen, которых трудно отличить от свободных людей), коттариев и бордариев (cottarii, bordarii). Нормандские сеньоры, ничего не понимавшие в этих тонкостях, не слишком с ними считались. Легко представить себе, с каким трудом саксонский сокман пытался растолковать свои привилегии нетерпеливому завоевателю, который вдобавок не говорил на его языке. Так что приходится констатировать: через 20 лет после завоевания свободные люди почти полностью исчезли везде, кроме датского северо-востока. Все крестьяне стали либо вилланами (которые возделывали virgate — примерно 30 акров), либо коттерами (располагавшими лишь 4–5 акрами). Это были суровые времена для мелкого свободного или наполовину свободного земледельца. В графстве Кембридж во времена Эдуарда Исповедника насчитывалось 900 сокманов, а в 1086 г. осталось только 200.

2. Мы абсолютно точно знаем, каким был классовый состав нации через 20 лет после завоевания, поскольку в 1085 г. Вильгельм Завоеватель «надел свою корону в Глостере и вел глубокие речи с мудрыми людьми». Там он заявил, что поземельный налог Danegeld, собранный в предыдущем году, не оправдал ожиданий. Обычно этот налог приносил много денег (в 991 г. — 10 тыс. фунтов, в 1002 г. — 24 тыс. фунтов, в 1018 г., во времена Кнута, — 72 тыс.), но, чтобы его взимание было эффективным, надо было располагать точными данными о состоянии всех земель королевства. Так что на этом Глостерском совете было решено, что назначенные особыми уполномоченными бароны объедут всю страну. Вот данные им инструкции: «Баронам короля надлежит спрашивать под присягой у шерифа шира, у всех баронов и их рыцарей, а в сотне у священников, у ривов и у шести крестьян каждой деревни, как называется поместье, кто им владел во времена короля Эдуарда, кто сейчас владеет, сколько в нем хидов земли, сколько плугов на имение, сколько вилланов, сколько свободных людей, сколько сокманов, сколько лесов, сколько лугов, сколько мельниц, сколько рыбных угодий, и все это трижды, то есть каким было его состояние во времена короля Эдуарда, каким оно стало, когда его передал король Вильгельм, и его нынешнее состояние, в 1086 г., а также можно ли извлечь из него больше, нежели теперь, и насколько». Комиссары исполнили свою миссию, а из их отчетов была составлена так называемая Книга Судного дня (Domesday Book). Наверняка такие же статистические исследования проводились и во времена саксонских королей, иначе такой налог, как Danegeld, вообще не мог быть собран, но исследование Нормандца отличается дотошностью и скрупулезной точностью. Отмечено все: «В Лимпсфилде, Суррей, на ферме при вотчине имеется 5 плугов с быками; имеется также 25 вилланов и 6 коттеров с 14 плугами меж ними; имеется мельница, которая приносит 2 шиллинга в год, рыбная ловля, церковь, 4 акра лугов, лес, который может прокормить 150 свиней, 2 каменных карьера, приносящих каждый 2 шиллинга в год, 2 соколиных гнезда в лесу и 10 рабов. Во времена короля Эдуарда имение приносило 20 фунтов в год, в 1076 г. 15 фунтов, теперь 24 фунта». Внимания опросчиков Завоевателя не избегал ни один, даже самый обособленный, человек: «Здесь, посреди леса и вне всякой сотни, живет одинокий фермер. У него 8 быков и свой собственный плуг. Двое крепостных помогают ему возделывать около 100 акров, которые он сам расчистил. Он не платит никаких податей и никому не приходится вассалом». Довольно патетичным и немного комичным кажется ужас саксонского хрониста при виде этой нормандской въедливости: «Столь ловко была сделана эта опись его посыльными, что не осталось ни одного ярда земли, нет, более того (срам даже говорить об этом, а король не постыдился сделать такое), не осталось даже ни быка, ни коровы, ни свиньи, которые не были бы вписаны в эту опись». Если сложить все цифры, приведенные в Книге Судного дня, то мы обнаружим там около 9300 главных держателей ленов и вассалов, представляющих собой знать и церковных сановников; 35 тыс. сокманов и свободных людей, которые почти все проживают на северо-востоке; 108 тыс. вилланов, 89 тыс. коттеров, 25 тыс. рабов (которые в следующем веке превратятся в крепостных), то есть почти 300 тыс. глав семей, что позволяет оценить общее население страны в 1,5, может быть, в 2 миллиона человек, включая женщин и детей.

Вильгельм Завоеватель наделяет землями своего племянника Алена Рыжего (ок. 1040–1089), бретонского рыцаря. Миниатюра. XV в.

Руины замка Ладлоу на границе Англии и Уэльса. XI в. Замок был основан норманнскими дворянами Ласси, получившими земли от Вильгельма Завоевателяза участие в битве при Гастингсе в 1066 г.

3. Подобно тому как политической единицей при феодальном строе является рыцарская земля, с которой в королевское войско отправляется всего один рыцарь, экономической единицей считается имение. Его размеры варьируют, но в большинстве случаев оно соответствует нынешней деревне. Часто имения были отделены друг от друга лесами или пустошами, через которые вела грунтовая дорога, зимой становившаяся непроходимой. В центре имения располагался господский дом, холл (hall), позже замок лорда, окруженный службами или своей фермой. Если сеньор владел многими имениями, то переезжал из одного в другое, чтобы на месте потреблять продукты, полученные от натуральных повинностей. В отсутствие сеньора его представлял сенешаль или бальи. Общинные поля и луга сохранили тот же вид, что и во времена саксонских господ. Вилланы были обязаны молоть за высокую плату все свое зерно на мельнице лорда. Многие сами тайком дробили свое зерно, но наказывались штрафом, если попадались на этом. Крестьян возглавлял рив, избранный ими представитель, жизнь которого была нелегкой, потому что он стоял между деревенскими жителями и бальи. Многие местные конфликты разбирались вотчинными (сеньориальными) судами, которые собирались каждые три недели либо в холле, либо под традиционным дубом под председательством лорда либо его представителя. В основном эти суды рассматривали мелкие правонарушения: «Уильяму Джордану за то, что плохо работал, штраф в 6 фунтов… Рагенхильда за то, что вышла замуж без спроса, даст 2 шиллинга… Священнику церкви, чья корова забрела на луг сеньора, даруется прощение… Назначается штраф всей деревне (кроме 7 вилланов) за то, что не пришли мыть овец лорда: 6 шиллингов с осьмушкою… Дюжина присяжных подтвердила, что Хью Кросс имеет право на плетень, из-за которого повздорил с Уильямом Уайтом». Некоторым имениям король оставил право судить более серьезные преступления. В принципе, имению полагалось быть самодостаточным. Тут имелся свой башмачник, свой тележник, свои ткачи. Женщины пряли шерсть. За пределами имения покупали только соль, железные и стальные инструменты и камни для мельничных жерновов. Эти камни, весьма редкие, порой привозили аж из окрестностей Парижа, и бальи приходилось нарочно ехать в гавань, дабы организовать доставку. Чтобы платить за этот «импорт», имение экспортировало шерсть и кожи. Все остальные продукты потреблялись на месте, если по соседству не было какого-нибудь рынка.