сердечной недостаточностью, тогда как я думаю и пытаюсь рассуждать о смерти по старости — ожидаемой, естественной, «философской», к которой пожилой человек, хочет он того или нет, готовится всей своей старостью. Конечно, такая смерть может быть осложнена разного рода заболеваниями, может быть ускорена и даже может стать в той или иной мере неожиданной, о чем говорил Воланд, герой романа М. Булгакова «Мастер и Маргарита»: «Плохо то, что человек иногда внезапно смертен, вот в чем фокус!». Но если внезапно умер пожилой человек, то об этом могут объявить или написать: «после тяжелой и продолжительной болезни» и даже, не без фальши, назвать это «безвременной кончиной», как о каждом из кремлёвских геронтократов минувшего и нынешнего столетий. И все же суть от этого не меняется, смерть «по старости», даже внезапная — это другая, особая смерть, в отличие от действительно преждевременной кончины нестарого человека.

Впервые смерть впечатлила меня в подростковом детстве. В конце нашей улицы жил пожилой человек, совсем старик, как мне тогда казалось. Время от времени его приглашали в нашу школу, поскольку он «видел Ленина». Мы сидели в актовом зале, старичок рассказывал что-то малопонятное, учителя шикали на нас, добиваясь тишины, а потом гостя принимали в «почетные пионеры» — повязывали красный галстук, кормили в школьном буфете, и он возвращался в этом галстуке домой. Так было, как я помню, не один раз. И вдруг я услышал, что старичок умер, и это меня поразило. Как же так, ведь я совсем недавно его видел, он проходил мимо нашего дома, и теперь уже я его не увижу… Наверное, так всегда бывает, когда умирает кто-то, кого ты знал.

А вообще-то я, как и все мои сверстники и вся наша улица, смерть видел часто: мы жили бок о бок с военным госпиталем, и через его главные ворота время от времени медленно выезжал грузовик с открытым кузовом, обитым красной и чёрной тканью, в середине кузова был гроб с покойником, крышка стояла в изголовье. У ворот ожидал наготове военный оркестр, и как только грузовик показывался, воздух, по взмаху капельмейстера, взрывался рыдающими аккордами торжественной музыки Шопена. По улице разносился детский вопль «Хоронят!», и все мы сбегались к месту действия. Самые шустрые влезали на забор, чтобы увидеть сверху медленно проходящую процессию и, главное, разглядеть покойника в гробу. И что же? Взрослые наверняка переживали, женщины плакали, особенно если знали подробности смерти/гибели солдата или офицера, а мы, дети, просто глазели разинув рты и моментально всё забывали, как уже знакомое, почти привычное событие. Такова была действительность послевоенных лет.

Сущность смерти, кажется, всегда одинакова: был человек, и вот его уже нет, две физические, физиологические сущности разделяет всего мгновение. Хотя на самом деле умирают люди по-разному. Не буду пытаться рассматривать виды «безвременной кончины» молодых или не очень молодых людей по разным внешним (гибель) или внутренним (болезни) причинам, как это, например, описано в известной повести Льва Толстого «Смерть Ивана Ильича»: каждая кончина, как и жизнь, всегда индивидуальна. Хотя есть и известные классификации типов и видов ухода из жизни, например исследование В. Янкелевича «Смерть» [Янкелевич 1999].

Смерть стала «модным брендом, навязчивой идеей», как пишет в Facebook’е мой сетевой знакомый В. Волков: «Растет интерес к смерти, трупам, открываются музеи погребальной культуры, стремительно растет количество посещений мест массовых захоронений, убийств, глобальных экологических катастроф, тюрем, концентрационных лагерей. Телевидение демонстрирует сериалы, в которых количество убийств, трупов, самых изощрённых умерщвлений человека просто зашкаливает». [ttps://www.facebook.com/vnvolkov.science/posts/]. Но я совсем не об этом, не о спекуляциях и корыстной игре на чувствах человека, меня занимает смерть по старости, то есть как естественный и ожидаемый финал жизни пожилого человека. И он тоже бывает разный.

В молодости я работал некоторое время в филармонии машинистом сцены (управлял занавесом, задниками, кулисами, освещением) и был знаком с интересным человеком, агентом по продаже театральных билетов. Должность у него была нелегкая: распространение билетов на концерты с разъездами по предприятиям и организациям, с выездами в сельскую местность, то есть постоянно в движении, все время на ногах. Но самое важное: ему было почти 90 лет! Это был невысокий крепкий старик с круглой лысой головой, всегда в пиджаке и галстуке и с постоянно дымящейся трубкой в зубах — вдовец и бывший моряк. Я тогда пробовал курить, купил красивый мундштук, вставлял болгарскую сигарету «Шипка», прикуривал и незаметно поглядывал на себя в зеркало. Старик увидел и резко раскритиковал меня: если уж курить, то трубку! И подарил мне из своих запасов замечательную курительную трубку вишневого дерева. Знакомство наше было не долгим, внезапно он умер, как раз за неделю до своего 90-летнего юбилея. И как умер: в какой-то районной гостинице рано утром, после завтрака, в кресле, аккуратно одетым и готовым к дороге. Конечно же, я не знал никаких подробностей его жизни и здоровья, но, не правда ли, завидная смерть?!

Недавно, совершенно неожиданно для всех родных умерла моя сестра. Ей было 82 года, не так уж много по нынешним меркам продолжительности жизни. С ней ушла и часть моей жизни: от раннего детства до моего подросткового возраста мы были вместе. Но я хотел сказать здесь другое: она умерла в своей постели, ночью, во сне!

Если бы можно было заказать свой конец, и Судьба благосклонно приняла бы мой заказ, то я, как, наверное, и каждый, выбрал бы именно такой конец: быстрый, легкий, без мучений. При этом я отважился бы и еще на одно дерзкое по отношению к Судьбе условие: вместе с моей женой. Но только не раньше ее: она не сможет без меня, я это знаю точно. Очень не хочу ей такого сокрушительного одиночества.

Однако смерть пожилого человека бывает и другой, не быстрой, то есть предшествующие ей часы, дни, недели (а иногда и месяцы!) могут быть мучительными, изнурительными, изматывающими, притом не только для уходящего из жизни, но и для окружающих. Так умирала моя бабушка: долго, тяжело, почти не выходя из беспамятства. «Потому что старость, как ни крути, всего лишь наиболее продолжительная часть смерти» [Лурье 2006].

Бабушка моей жены несколько месяцев до смерти бродила, пошатываясь, по квартире и явно страдала, томилась: она была уже полуслепая, плохо слышала, с мучениями ела, не спала. Однажды тихо подошла ко мне с просьбой, от которой я оторопел: «Сделай что-нибудь, чтобы я умерла. Я больше не могу так…».