Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Что здесь происходит? – спросила она. – Это у вас такие ролевые игры, что ли? Так занимались бы этим дома, а тут все-таки присутственное место, опять же – музей, очаг культуры.
– Вероника, кто эта женщина? – спросил мужчина, полностью игнорируя Надежду.
– Это… это…
– А я проверяющая из комитета по культуре, – встряла Надежда Николаевна. – Вот оцениваю работу музея. А вы, молодой человек, кто будете? И почему находитесь здесь? Кто вас пустил в служебное помещение?
Очень Надежде не понравился этот тип, она сразу заметила, что его ангельская внешность – сплошной обман.
– Это мой муж! – тут же выскочила Вера. – Это… он случайно, вы все не так поняли…
– Вероника, я ухожу! – визгливо закричал мужчина. – Дай пройти!
– Денечка, ты не должен так уходить! – Вера заплакала. – Ну прости, прости меня! Я, я во всем виновата! Мы поговорим обо всем дома, я приду сегодня пораньше!
– Разговора не будет, потому что ты меня больше не увидишь!
Денечка резко оттолкнул Веру и вышел, хлопнув дверью.
– Ну и ну! – только и сказала Надежда.
– Что вы наделали! – с рыданием обратилась к ней Вера. – Теперь из-за вас он выбросится из окна!
– Да что ты говоришь! – удивилась Надежда. – А почему ты так уверена? Он уже пытался? У вас что, первый этаж? Потому что руки-ноги у него вроде целы…
Вера опустилась прямо на пол, закрыла лицо руками и стала раскачиваться.
– Не могу! – глухо зазвучал ее голос. – Не могу больше, не могу!
– Так… – Надежда огляделась.
Судя по всему, они находились в Верином кабинете. Комнатка была маленькая – два шкафа с папками, потертый письменный стол и компьютерное кресло, да еще табуретка в углу. Зато на подоконнике Надежда углядела электрический чайник и две чашки.
– Спокойно! – сказала она и нажала кнопочку чайника. – Сейчас живо в себя придешь! Заварка у тебя где?
Не открывая глаз, Вера махнула рукой в сторону шкафа. На средней полке Надежда нашла чайные пакетики, пачку кускового сахара и пакет сухарей с маком.
Надежда болтала пакетик в чашке до тех пор, пока жидкость не стала черной, затем положила в чашку два куска сахара, подумала и положила еще один.
– Давай пей! – Она рывком подняла Веру с пола и усадила в кресло. – Сладкое стресс снимает!
– Какой там стресс, – вздохнула Вера, – это не стресс, а какая-то пожизненная каторга.
Надежда посмотрела на нее искоса. Очень не любила она несчастных женщин.
Нет, бывает, конечно, у людей горе, никто не застрахован от тяжелой болезни или, не дай бог, ребенок родится с отклонениями. Но как раз в таких случаях женщина мобилизуется, нет у нее времени на то, чтобы ныть, жаловаться и жалеть себя. На поверку оказывается, что те, кто представляется несчастным, в душе своими неприятностями упиваются, им даже нравится такая жизнь.
Надежда Николаевна Лебедева в данном вопросе руководствовалась старым советским лозунгом, что каждый человек – сам кузнец своего счастья. Так что Вера, похожая на несчастную запуганную пичугу, положительных эмоций у нее не вызывала.
Вера выпила полчашки чая и порозовела.
– Понимаете, – заговорила она, – он совсем не такой… был не такой, это все его болезнь.
– Болезнь? – Надежда подняла брови. – А диагноз какой? Он на учете в психдиспансере состоит?
– Понимаете… если его на учет ставить, то никуда на работу не возьмут…
– То есть справки у него нет… – протянула Надежда. – А с чего тогда ты взяла, что он болен?
– А он ходит к психоаналитику, его свекровь устроила…
– Ага! А сколько денег психоаналитик берет? Это, я знаю, удовольствие дорогое…
– Свекровь платит…
– А с чего он на тебя-то набросился?
– А он меня ревнует ужасно, думает, что я тут с кем-то…
– Ревнует? – изумилась Надежда. – Да к кому тут ревновать-то, в этой дыре?
Она хотела еще добавить, что кто польстится на такую мымру, как Вера, но вовремя опомнилась.
– Я потому и выгляжу так ужасно, чтобы его не раздражать. Первое-то время я пыталась спорить, так он косметику мою всю выбросил, платье новое изрезал.
– Дорогое платье было? – деловито осведомилась Надежда.
– Дорогое… красивое очень, модное, я к подруге на свадьбу покупала…
– И как же ты такое терпишь? Послала бы его подальше, детей у вас, я так понимаю, нет…
– Слава богу, что детей нет…
– Тогда, значит, любишь его без памяти? – прищурилась Надежда Николаевна.
– Да какое там! – Вера допила чай и со стуком поставила чашку на стол. – Просто он без меня непременно пропадет. Выбросится из окна или утопится…
– А что, он уже пытался?
– Ну да, я едва спасла его, с подоконника сняла. Он и записку написал, что в его смерти просит никого не винить… – всхлипнула Вера.
– Что-то мне подсказывает, что таких записок накопилась у тебя уже целая пачка… – хмыкнула Надежда.
– А я все равно боюсь… – Вера шмыгнула носом. – Да еще свекровь на мозги капает все время… Дескать, он без тебя пропадет совсем, не сможет жить, ты – его единственная поддержка и опора, видно, судьба такая – крест нести.
– Крест нести… Ты что, Иисус Христос, что ли? – возмутилась Надежда. – Слушай, а нельзя его к мамаше пристроить? Пускай она сама этот крест несет…
– Пробовала – такой скандал получила, – вздохнула Вера, – упреков наслушалась от Дениса, целый вечер бушевал, потом я же еще и прощения просила.
– Ну, видишь ли, если он и вправду болен, – заговорила Надежда, – то это одно. А если придуривается, совсем другое. Он лекарства успокоительные пьет?
– Нет, он говорит, что лекарства притупляют ум, а он должен мыслить.
– Так, а на работу твой мыслитель вообще-то ходит?
– Сейчас нет, он монографию пишет.
– Много написал? – не успокаивалась Надежда.
– Он пока обдумывает…
– Самой не смешно? – поинтересовалась Надежда.
– Слушайте, чего вы от меня хотите?! – закричала Вера. – Ну, допустим, выгоню я его, так он превратит мою жизнь в ад! Будет преследовать, жизни не даст, добьется, чтобы меня с работы уволили! Да еще свекровь тут влезет, квартира-то у нас общая… И все равно он меня в покое не оставит, везде найдет, разве только уехать куда подальше. А я не хочу никуда уезжать!
– Родные у тебя есть?
– Тут только тетя… Не могу же я ей на шею сесть, у нее квартирка маленькая, однокомнатная… Да Денис будет приходить, под окнами стоять, всех соседей взбаламутит… Не полицию же, в самом деле, вызывать, себе дороже обойдется. Да и не станут они ничего делать… что у них, более серьезных дел нет, что ли?