– У меня такое чувство, что этот бук мог бы порассказать немало жутких историй, свидетелем которых он был, – пробормотала я. – Кто знает? Возможно, одна из семи дочерей Риглсворта, отложив в сторону недочитанный роман, пробралась сюда как-то под покровом ночи, чтобы зарыть под деревом навязчивого поклонника. Например, того, который гордился своими бородавками или же тем, что никогда не мылся. Некоторые мужчины не понимают слова «нет», их гонишь в дверь, они лезут в окно.

– Намек понял. – Бен вскочил и принялся с бешеной скоростью собирать посуду. Фарфор тоненько позвякивал, предчувствуя свою безвременную кончину. – Нашему неудачному приключению не хватает только достойного финала. – Бен с размаха нахлобучил крышку на масленку. – Хорошо бы из леса выскочил пес-призрак и душераздирающе завыл.

Глупец! Зря он смеялся над враждебной силой, подчинившей себе это место, потому что мы немедленно услышали лай – земные собаки так не лают. Не успела я схватить обломки прута, которым Бен пытался выдавить пробку, и сотворить из них крест, как на поляну выскочил огромный зверь, больше походивший на волка, чем на собаку. Обнажив клыки величиной с бивни мамонта, зверь бросился на нас – и вдруг прижался к земле и, скуля, заполз под скатерть.

На полянке возник мистер Бэбкок.

– Чтоб мне лопнуть, если это не мистер и миссис Хаскелл!

– А, это ты, Хитклифф? – угрюмо обратился Бен к скатерти, крутившейся у его ног.

– Ваша хозяйка, добрая душа, сегодня утром отдала мне пса. – Мистер Бэбкок заметно волновался. – И мы с ним сразу же стали приятелями, ей-богу! Вы ведь не станете забирать его обратно?

– Шутите! – Муж глянул на меня, и в его взгляде вновь засветилась нежность.

– Кстати, о супругах… Сильвия рада прибавлению в вашем семействе? – осведомилась я.

Молочник почесал за ухом.

– Чего не знаю, того не знаю. Сказать по правде, струсил я сразу вести его в дом: мало ли что хозяйке взбредет на ум? Вот и решил после работы немного прогуляться. И право слово, Клиффи шел рядом как миленький! Но вдруг, когда мы поравнялись вон с тем домом, пес прямо обезумел. И то сказать, странный домишко, словно там привидения гуляют. Вот бедняга и перепугался.

Обеспокоенный мистер Бэбкок, пыхтя, склонился над скатертью, но ухватить ее не смог. Скатерть вертелась волчком, жалобно подвывая.

– Хитклифф принадлежал мисс Банч, – напомнила я Бену. – И уж теперь даже такой закоренелый скептик, как ты, должен признать, что в легенде о Риглсвортах и «Высоких трубах» есть нечто такое, чего простому смертному не постичь вовеки…

Десять минут спустя Бен высадил меня у церковных ворот. После путешествия в потустороннюю тьму я искренне радовалась возвращению к обыденной жизни. Что чувствовал Бен, трудно с уверенностью сказать. Оставалось лишь надеяться, что стоит ему переступить порог «Абйгайль» и забросить подальше корзинку для пикника, как он вновь воспрянет духом.

Я поклялась сегодня же откопать в шкафу кружевную ночнушку цвета морской волны и сто раз провести щеткой по волосам, прежде чем лечь в постель. Супруга надо ублажать, и я не поддамся соблазну просидеть до утра с книжкой – недочитанным «Гласом ее господина». Моя тетушка Астрид, мать несравненной Ванессы, обронила как-то с мрачной гримасой на лице, что ни разу не отказала своему мужу. Хорошо, что она не знает о моем халатном отношении к супружескому долгу, – не хватало только нагоняя от праведной родственницы! Меня разобрал смех: к занятиям любовью с Беном я никогда не относилась как к долгу. Просто всегда дожидалась подходящего момента: когда похудею на один-два килограмма, когда дети подрастут или хотя бы когда разделаюсь с глажкой белья.

Наверное, размышляла я, подгоняемая холодным ветром, наверное, следует переговорить с Эвдорой: достигло ли мое увлечение любовными романами степени наркотической зависимости? Не пора ли завязать с романтическим чтивом или хотя бы уменьшить дозу?

Но о чем я совершенно не думала, так это о свежей могиле мисс Банч в темном уголке кладбища под плакучей ивой.

Я дошла до развилки: тропинка, поросшая мхом, сворачивала направо, к норманнской церкви с высокими, узкими витражами, налево – к дому викарисы, выстроенному в середине прошлого века.

– Привет, Элли! – Эвдора открыла дверь, когда я преодолела последнюю ступеньку. Под подошвами бесчисленных посетителей ступени стерлись и походили на лесенку из каменных плах с углублениями посередине. – Увидела вас из окна и решила освободить от необходимости звонить в дверь. Глэдстон трудится в кабинете над «Колокольным перезвоном», нашей приходской газетой, а вы ведь знаете мужчин, – Эвдора весело рассмеялась, – они как дети, всегда готовы устроить перерыв в работе.

– Конечно, не надо ему мешать! – Я понимающе улыбнулась, на цыпочках вошла в холл, увешанный портретами архиепископов Кентерберийских, и как можно тише прикрыла за собой дверь. – Глэдстон удивительно преобразил газету, честное слово, – прошептала я. – Раньше я бросала чтение на первом абзаце, а теперь не могу оторваться, пока не дочитаю по последней строчки. Заметка о свадьбе Бэбкоков растрогала меня до слез. Особенно то место, когда Сильвия плывет к алтарю на облаке, благоухающем розами, а солнце сияет над ее головой, словно золотой нимб…

– Да-да, помню. Мне казалось, что было бы лучше, если б Глэдстон это вычеркнул.

Эвдора провела меня в гостиную. Картина над камином изображала парусник, навечно застывший на гребне волны. Фарфор в серванте не поражал оригинальностью – блеклые розочки с листочками. Коричневый диван и кресла утратили форму и напоминали стареющих женщин, вздохнувших с облегчением, когда возраст позволил им выбросить корсеты и расслабиться. В этой комнате ничто не сочеталось ни с чем, но в результате возникала полная гармония. И викариса церкви Святого Ансельма чувствовала здесь себя весьма уютно.

Эвдора была крупной женщиной – нет, не толстой, просто крепко сбитой. В одежде она предпочитала бежевый цвет, твидовые юбки и прочные туфли, а из украшений – скромную нитку жемчуга. Недавно викариса изменила прическу, предоставив седеющим волосам больше свободы, и они перестали напоминать фетровую шляпку, намертво приклеившуюся к ее голове. Я заметила, что на Эвдоре новые очки – оправа в крапинку подчеркивала приглушенную зелень глаз.

– Спасибо, что заглянули, Элли. – Эвдора взбила подушку на кресле перед камином. – Устраивайтесь поудобнее, нам есть о чем поговорить. – Повернувшись ко мне спиной, она сдвинула стопку бумаг – по виду, делового содержания – на середину журнального столика и придавила их вазой с нарциссами. – Вот! Так вам будет посвободнее… – Эвдора рассмеялась с легким смущением. Суетливость обычно была ей несвойственна. Я лишь однажды видела, как викариса мечется по дому с безумным блеском в глазах, – когда к ней в гости приезжала свекровь. – Итак, Элли, – Эвдора уселась напротив меня, – я жду от вас совета: как обновить мое жилище?