врагами. Но представшее ему во сне одно из местных божеств просветило его, что надлежит принять эллинов в страну для совместного житья. Ведь они явились в качестве серьезной помощи Латину и для общего блага аборигинам. А посетившие той же самой ночью Энея отечественные боги призывают его убедить Латина добровольно предоставить им поселение в том месте, где они пожелают, и воспользоваться эллинским войском, как скорее союзным, чем враждебным. Таким образом обоим видения во сне помешали начать битву. А как только занялся день и боевые силы изготовились к сражению, примчались гонцы, передавшие, чтобы предводители обеих сторон в едином порыве сошлись друг с другом на переговоры. И это свершилось.

LVIII. Первым же Латин, обвиняя пришельцев во внезапной и необъявленной войне, посчитал необходимым потребовать, чтобы Эней доложил, кто он таков и чего желает, раз грабит местность, не претерпев никаких обид и зная, что всякий защищается от развязавшего войну. Местные жители могли бы по доброй воле предоставить ему из чувства дружбы помощь, в которой он нуждается, но пренебрегши законными требованиями людей, он решил получить то же самое гнусно, неблагородно и насильно. 2. После того как Латин высказал это, Эней ответствовал: «Мы родом троянцы, а произошли из славного среди эллинов града. Когда он был захвачен ахейцами в итоге десятилетней осады, то мы оказались скитальцами. Блуждая вокруг в поисках города и края, в которых нам суждено прожить в силу безысходности, мы и прибыли сюда, ибо мы повинуемся велениям богов. И для нас, как говорится в предсказании, конечной пристанью скитаний станет единственно данная земля. И мы добываем себе в краю то, что нам необходимо, скорее из горести, чем для обогащения, в то время как до сих пор желали только самого малого. 3. Но мы взамен возместим ущерб многими добрыми деяниями, вручая вам и тела и души наши, достаточно привыкшие ко всяческим бедам, чтобы вам использовать нас по своему усмотрению для защиты вашей земли от разора или для совместного и единодушного приобретения новой у врагов. И мы умоляем вас не принимать содеянное во гнев, а учесть, что не с намерением обидеть, но подгоняемые нуждой, творили мы это. А все, что совершено без умысла, достойно прощения. 4. И вам не следует решать, что надо попытаться как-то навредить нам, тем, кто протягивает вам руки. В противном случае мы, прося богов и гениев[168], которые владеют здешней землей, о снисхождении за наши невольные проступки, предпримем все усилия для защиты от вас, если вы начнете военные действия. Понеже ныне уже не первой и не самой тяжкой войны мы хлебнем». 5. Выслушав это, Латин сказал Энею: «Лично я питаю расположение ко всему эллинскому роду и весьма сокрушаюсь по поводу вынужденных страданий людских. Я расценил бы превыше всего ваше спасение, если бы ясно убедился, что вы пришли в поисках крова и земли в количестве достаточном, а не чрезмерном, и по дружбе станете сообща с нами владеть тем, что будет вам подарено, но что вы не намереваетесь отобрать у меня власть силой. Если речь моя покажется вам искренней, то, по моему разумению, надо взаимным образом обменяться залогами, которые будут блюсти наше соглашение без обмана».

LIX. После одобрения Энеем сказанного, между обоими народами заключаются клятвенные соглашения такого рода: аборигины выделяют троянцам земли столько, сколько считают нужным — около сорока стадиев во все стороны от холма. Троянцы же разделят с аборигинами ведущуюся теми в настоящее время войну и будут сообща сражаться, где бы те ни потребовали. И обе стороны приложат все усилия чтобы стоять друг за друга и словом и делом. 2. Заключив такой договор и подкрепив доверие взаимной отдачей детей в заложники, они вместе двинулись войной против городов рутулов. Немного времени спустя аборигины и троянцы, прибрав к своим рукам все, что было у рутулов, возвращаются к небольшому городку троянцев, еще наполовину недостроенному, и все войско, в едином порыве, обносит его стенами. 3. А имя городу Эней дал «Лавиний», как полагают сами римляне, в честь дочери Латина, которую, говорят, звали Лавинией; но по сообщениям отдельных эллинских сказателей — в честь дочери царя делийцев Ания, имя которой тоже было Лавиния[169], так как она скончалась от болезни примерно во время закладки первого города; поскольку ее погребли там же, где она страдала, то город сделался ей памятником. Передают, что она сопровождала троянцев, отданная отцом Энею, который нуждался в ней как в мудрой прорицательнице. 4. Согласно легендам относительно города Лавиния, троянцев посетили следующие знамения: когда самопроизвольно вспыхнул огонь, волк, таща в пасти сухое полено из рощи, бросил его в огонь, а прилетевший орел раздул взмахами крыльев пламя. Лиса же, замышляя обратное, стала бить намоченным в реке хвостом и тушить разгорающийся пожар; и тогда те, что поджигали, брали верх, а лиса старалась им помешать, но в конце концов победила первых двоих и удалилась, в бессилии что-либо еще сделать. 5. Эней, узрев такую картину, объявил, что колония станет и знаменитой и дивной, и шествующей к вершинам славы, но с ростом превратится в предмет зависти и укоризны для соседей, однако все же осилит противников, обретя по воле богов лучшую долю, невзирая на людскую корысть. Таким образом, говорят, были явлены полису ясные знаки грядущего. И на форуме лавинийцев сохранились памятники этих знамений в виде медных фигурок животных, издревле оберегаемые.

LX. После основания троянцами своего города, всех охватило воодушевление обрести обоюдную пользу, и первыми пример подают цари, укрепив достоинства местного и пришлого племен взаимными браками — например, Латин отдал свою дочь Лавинию в супруги Энею. 2. А затем и прочий люд перенял от царей то же стремление и в скором времени они смешали обычаи, законы, святилища богов, а также священнодействия богам, завязали родство друг с другом, и стали сообща воевать. Все они вкупе обозначили себя по имени царя аборигинов латинами и нерушимо соблюдали условия соглашения, так что уже никаким обстоятельствам не суждено было отторгнуть их друг от друга. 3. В итоге, сошлись вместе и объединили свой жизненный уклад следующие народы, от которых пошел римский корень, прежде чем населить существующий ныне город: во-первых, это были аборигины, которые изгнали из этих мест сикелов, они родом были древними эллинами из Пелопоннеса (после того как они вместе с энотрами переселились из области, называемый ныне Аркадией, в чем я лично убежден); затем из тогдашней Гемонии, ныне Фессалии, пришли пеласги; третий