Медленными, тягучими шагами он подошел к своему столу, плотно уселся и придвинул к себе листок бумаги, лежащий в отдалении, на краю стола. На листке – крупно и с нажимом был написан номер телефона. Оказывается, Зайцев уже давно записал этот номер, уже несколько дней листок томился на столе и призывал его к здравости.

– Ну, что ж, – вслух проговорил Зайцев с таким выражением, будто его долго уговаривали в чем-то, и вот он из великодушия своего согласился. – Пусть будет так… А вы что же думали… Ни фига, ребята… Пробьемся.

И, подняв трубку телефона, набрал номер. Длинный номер, мобильный. Ему долго никто не отвечал, но это было нормально – пока человек услышит слабый перезвон где-то в кармане, пока вытащит мобильную коробочку, раскроет ее, нажмет нужную кнопочку…

– Вас слушают, – услышал он слова значительные, но голосок был несильный, как бы даже слегка испуганный неожиданным вызовом.

– Ваня? – спросил Зайцев.

– Ну? Ваня… И что из этого следует?

– А из этого следует, что ты должен немедленно хватать любую машину и мчаться к моей конторе.

– Это, что ли, капитан Зайцев мне такие указания дает?

– Он самый.

– Жив, значит? Не тронули тебя бандитские пули?

– Мимо прошли.

– Как мы пели когда-то в молодости, глупые и счастливые… Уже изготовлены пули, что мимо тебя пролетят.

– Ваня, мы еще споем… Если, конечно, будет повод.

– Я в Можайске. Тут под платформой неплохое местечко обнаружилось… И публика собирается достойная… Артисты, ученые, поэты… Мы о жизни в основном говорим, о странностях ее проявления…

– Ваня! – простонал Зайцев.

– Видишь ли, капитан… Мои средства не позволяют…

– Не придуривайся. Мои позволяют.

– Это часа два…

– Дождусь.

– Ну, если так… Приеду – на скамеечке присяду. Ты меня в окно увидишь. Я мало изменился после наших прошлых встреч. Хотя сдал, конечно, прежней резвости уж нету… И не столь уж я хорош собой…

– Стерплю.

– Опять небось убили кого-то?

– Ваня, это что-то кошмарное.

– Я уже в машине, капитан, уже мчусь.

И вот только теперь в походке капитана Зайцева вместо унизительной нервозности появилась твердость. Да что там в походке, во всем его облике вдруг проступили черты человека, готового совершить нечто отчаянное..

– Я опущусь на дно морское, я поднимусь под облака, – пропел он и, одернув пиджак, поправив манжеты рубашки, бесстрашно глянул на бледное свое отражение в оконном стекле. И остался собой доволен. Громко, со скрежетом он придвинул стул, уселся и достал папку уголовного дела об убийстве гражданина Захарова Александра Ивановича посредством удара тяжелым предметом по голове.

И вдруг, не успев еще раскрыть папку со страшноватыми снимками, сделанными на месте преступления, Зайцев почувствовал, что волнуется перед встречей с бомжарой Ваней. Зайцев боялся показаться несостоятельным, боялся опростоволоситься. При каждой их встрече бомжара являл такую наблюдательность и ясность суждений, что следователю оставалось только разводить руками и громким голосом, куражливыми словами гасить свою растерянность.

– Ну, ты даешь, Зайцев, – протянул он вслух, но волнение не проходило. Он еще раз пролистнул все бумажки, протоколы очных ставок, свидетельские показания, чуть ли не полсотни фотографий, сделанных в квартире, где случилось преступление… И понял, вынужден был признать, что находится в полном тупике. Он проделал все, что требовалось по закону, по инструкции, все, что позволяли опыт, знания, интуиция… И, захлопнув папку, подошел к окну.

В конце стоянки для машин на покосившейся скамейке сидел Ваня. Поставив локти на колени и подперев кулаками небритые щеки, он печально смотрел в простирающееся перед ним пространство.

– Ага, явился не запылился, – пробормотал Зайцев. Подхватив со стола папку с уголовным делом, он запер кабинет и, сам того не замечая, легко, может быть, даже радостно сбежал вниз по ступенькам. – Я вас приветствую в этот вечер! – с подъемом произнес Зайцев, пожимая пухловатую ладонь бомжары. – Прекрасная погода, не правда ли?

– Вон под деревом зеленая «Волга», – Ваня ткнул большим пальцем куда-то за спину. – Там мужик деньги ждет.

– Сколько? – Зайцев посерьезнел.

– Как скажет, – Ваня пожал плечами.

– Подорожал Можайск, – проворчал Зайцев, возвращаясь.

– Как и все в этом мире, – бомжара вскинул правую руку ладонью вверх и замер в величественной позе – точь-в-точь как древнегреческие боги, если судить по их изображениям в мраморе и бронзе, сохранившимся до наших дней.

На место преступления ехали в машине Зайцева. Бомжара сел на заднее сиденье, забился в угол и затих. Может, заснул, но, скорее всего, просто прикорнул. За людьми Ваниного пошиба это водится – при первом же удобном случае они стремятся присесть, прилечь, прислониться, чтобы как можно дольше сохранить те немногие силы, которые возникают в них после съеденного куска колбасы или выпитых ста граммов водки. Не потому, что они решили, что так будет лучше или же кто-то опытный и прожженный им это подсказал, нет, подобные привычки заложены в человеке с рождения и проявляться начинают, как только в них возникает надобность. В человеке много чего заложено природой, как говорится, на всякий случай. Своеобразная заначка. А кто с заначками дело имеет, тот знает, что каждая из них, в чем бы она ни заключалась – сотня рублей, хорошая девушка, затаившаяся в организме привычка ничему не удивляться… Все своего часу дождется и выручит, и спасет. Не робейте, ребята, если уж прижмет в жизни по-настоящему, высшие силы извлекут из ваших заначек, или, скажем, запасников, такие способности, такие возможности… Ахнете.

– Докладываю обстановку, – громче, чем требовалось, сказал Зайцев на случай, если бомж действительно задремал.

– Говори, капитан, – негромко произнес Ваня, не открывая глаз.

– Это случилось неделю назад…

– Давненько.

– Но мы времени не теряли, проделана большая работа.

– Изловили?

– Кого?

– Убивца.

– Если бы мы его поймали, ты бы сейчас дремал под железнодорожной платформой в городе Можайске, – жестковато сказал Зайцев.

– В обществе артистов, поэтов, ученых, – улыбнулся Ваня.

– Продолжаю, – Зайцев взял себя в руки, но маленькие остренькие желваки чуть дрогнули у него возле ушей. – Труп обнаружили неделю назад. Дочь пришла утром проведать отца и обнаружила его в кресле с проломленной головой. Смерть наступила примерно за десять часов до этого… То есть вечером, в районе двадцати двух. Перед ним стоял журнальный столик, на нем шашечная доска, две чашки со следами кофе… Видимо, убийца и жертва были хорошо знакомы.