Одним из результатов крестовых походов стала популярность публичных бань. Знакомство крестоносцев с приятным и полезным гигиеническим средством – теплой ванной – привело к сооружению общественных бань по всей Европе. К XII в. на каждой большой улице Парижа стояла своя баня, вскоре превращавшаяся в бордель. В каждом крупном европейском городе их было несколько и по одной в самых больших деревнях.

Популярный обычай позволял сбросить обременительные сковывающие одежды. В германских городах банщик расхаживал по улицам и трубил в рожок, объявляя, что вода согрелась. Целые семьи почти обнаженными выходили из дому, направляясь к баням.

Когда для борьбы с бесстыдством устроили раздевалки, ситуация только ухудшилась, ибо раздевалками пользовались представители обоих полов. В банях творилось такое, что их уже не посещали уважаемые женщины, вместо них туда хлынули проститутки.

В Лондоне бани на южном берегу Темзы в царствование Генриха II официально считались борделями и оставались ими до Реставрации19. Оригинальное название «парилка» превратилось в синоним публичного дома.

Брейгель говорит о публичной бане: «Там, где мужчины и женщины, девушки и юноши, монахи и монахини моются вместе совсем голые, нечего говорить о целомудрии».

(Интересно, кстати, что незаконная любовь процветает и в современных плавательных бассейнах, если в любых других местах трудно встречаться в связи с запрещающими законами. Во многих районах Италии, включая Рим, полиция может задержать неженатую пару, сидящую в автомобиле после наступления темноты или снявшую номер в отеле. Молодые влюбленные заявляют, что единственным местом уединения остаются раздевалки в плавательных бассейнах, где не настаивают на разделении полов и не требуют, чтобы в кабинку заходил лишь один человек.)

Куртуазная любовь, описанная трубадурами, которую практиковали господа и дамы, а потом быстро нарождающийся и подражавший им средний класс, была симптомом болезни общества. Несмотря на всю внешнюю красоту, было в ней что-то гадкое и неестественное.

Причитания над каким-нибудь тривиальным предметом, принадлежавшим возлюбленной, попахивают фетишизмом; долгие страдания и мучения, которым воздыхатели подвергали себя в доказательство своей любви, – мазохизмом; постоянное наблюдение и полное отсутствие действий – вуайеризмом20; почти полное подавление любой акции – противоестественностью.

Вряд ли кто-нибудь назовет добродетельными и похвальными шалости замужней женщины с любовником с согласия ее отсутствующего господина.

Твердо предполагалось, что обожание со стороны влюбленного ограничится пением, вздохами и мольбами без надежды на их исполнение. Фактически во многих известных стихах, описывающих общепринятую практику куртуазной любви, говорится, как влюбленный с возлюбленной раздеваются донага, ласкают и обнимают друг друга, целуются и поют, но никогда не удовлетворяют страсть. Подобные вещи назывались истинной любовью, а секс – ложной.

Не состоящие в браке или не испытывающие особой нужды в сексе могли оправдать это религиозными соображениями, но занимавшиеся такими вещами женщины были замужем и имели детей, зная «ложную» любовь со своими мужьями и «истинную» с возлюбленными трубадурами.

Легко представить, на какие жертвы шли люди, подчиняясь этим правилам. Рыцарям, на свою беду искренне полюбившим жен, приходилось запираться подальше от спальни.

Порой стареющий муж, проведя много лет в крестовых походах и на службе суверену, с униженными поклонами благодарил жену, которая подарила ему утонченную любовь, отказав в доступе к своему телу.

Несмотря на показное великолепие и высокие идеалы, куртуазная любовь развращала мужчин и женщин. Она автоматически объявляла чувства супружеской пары друг к другу похотью и провозглашала истинными символами любви бесцельное извращенное поведение и причитания трубадуров.

В итоге супруги, которым хотелось бы верить в благое достоинство их союза в глазах Бога и людей, испытывали ужасное чувство вины. Но факт остается фактом, официально закрепленным в «законе», который провозгласила одна из королев куртуазной любви, графиня Шампанская, дочь английской королевы Элеоноры.

«Мы твердо установили, – писала она, – что любовь не способна проявлять свою силу между мужчиной и женщиной, женатыми друг на друге».

Можно подумать, будто ритуалы куртуазной любви служили развлечением для скучающих женщин и изнеженных мужчин в сравнительно незначительном уголке Европы, но их влияние было намного сильнее, чем кажется, и его отголоски звучат до сих пор.

Куртуазную любовь принесла в Англию Элеонора Аквитанская, жена Генриха II. Она была дочерью Вильяма, герцога Аквитанского, прирожденной интриганкой с пылким темпераментом, которая по политическим соображениям вышла замуж за Людовика VII Французского, еще в подростковом возрасте став королевой.

Первый брак оказался непрочным. Людовик был замкнутым, религиозным человеком, а Элеонора – в высшей степени сексуальной девушкой.

«Я шла замуж за короля – жаловалась она, – а вышла за монаха».

В 1147 г. Людовик решил отправиться во Второй крестовый поход, и Элеонора, разочарованная супружеской жизнью, последовала за ним. В Византии ее восхитила чувственная вседозволенность восточных христиан, и она влюбилась в своего дядю князя Антиохийского.

Разгорелся скандал, и по возвращении в Париж в 1152 г. Людовик расторг брак, сославшись на его незаконность из-за слишком близких родственных связей. Через несколько недель Элеонора вышла за мужественного и амбициозного Генриха Анжуйского, который был на одиннадцать лет младше ее.

Когда Генрих был в Англии, заявляя о своем праве на трон, Элеонора в замке мужа в Анжере создавала Двор любви. Возможно, слух о работе его жены над правилами любовного ритуала вместе с личным трубадуром заставил Генриха вызвать Элеонору в Англию.

Там она вскоре попала в нелегкое положение. Генрих не скрывал своей неприязни и открыто демонстрировал свою любовницу. Должно быть, в утешение Элеонора устроила Двор любви в Лондоне, быстро перетянув на свою сторону влиятельные круги. Высокие идеалы, принятые в круге ее дам, резко контрастировали с плотскими утехами короля.

Обвинив ее в причастности к заговору, Генрих двенадцать лет, до самой своей смерти, держал Элеонору в заключении. Уже в преклонном возрасте она приобрела большое влияние, став регентшей, пока ее сын, Ричард Львиное Сердце, был в крестовых походах. Именно Элеонора, дожившая до восьмидесяти трех лет, посеяла семена неутолимой провансальской сексуальной страсти, вписав особую главу в истории любви.

Поэтому западный мир и сегодня крепко цепляется за убеждение, что в высочайшей форме любви между мужчиной и женщиной нет места похоти; что величайшие истории любви должны рассказывать о страстно влюбленных, которым никогда не удастся соединиться; что в любви смешиваются радость и печаль; что женщина должна стоять на слишком высоком для влюбленного пьедестале и ее следует почитать, как богиню, а не обнимать, как женщину.