Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Кажется, кто-то не хочет, чтобы мы задавали вопросы противоположной стороне, — сказал он, обращаясь к помощникам Залиана. — Оставим ее тут. Зачем она нам?
Он перешагнул через девушку, не подававшую никаких признаков жизни, и надел пояс. Если он что-то и чувствовал, то по нему это было незаметно.
— Поглядим, сможем ли мы уйти отсюда, не привлекая к себе внимания. Тебе здорово повезло, Нат, что поблизости оказались наши люди.
Ли никак не мог понять, почему их вождь попался на удочку. Очевидно, дела обстоят гораздо хуже, чем он думал.
Четверо мужчин сумели скрыться, запутав собак и патрульных, которые побежали сначала в одну сторону, потом в другую. На крыше пакгауза, раскинув руки и ноги, лежала лишь жертва Чаймза, и ее парик, то и дело подхватываемый ветром, был похож на нейлоновое перекати-поле.
— Ладно, давай тетрадь.
Роза до тех пор не давала Роберту покоя, пока он не бросил ей небольшую синюю тетрадь. Она открыла ее на странице, которую незадолго до этого, как она заметила, изучал Роберт, и принялась за чтение. В зале кабачка “Три-Танз” было слишком много народу для вторника. Сигаретный дым тяжело висел в воздухе над головами “жучков”, которые, стоя у стойки, заговаривали друг друга до смерти. Роберт подвинул Розе виски с содовой и сел рядом.
— Здесь список под названием “Главные станции”.
— Я ничего не понял. — Роберт пожал плечами и выпил пива. — Это не железная дорога и не автобусы.
— Ты прав. Но это так легко.
— Ты видишь между ними связь?
— Ну конечно же. Холфорд, Ломбарде, Рен. Все это архитекторы.
— То есть?
— Станции названы по именам архитекторов. Барри проектировал Парламент. Кристофер Рен. Этого все знают. Джонс, предположим, Иниго, тоже понятно. Уинд построил Бэкингем-Хауз...
— Постой, постой. Я думал, что Нэш построил...
— Нет, Нэш проектировал Бэкингемский дворец. Он восстановил дом Уинда в начале восьмисотых годов.
— Ты случайно не обыкновенный гений? — спросил ошарашенный Роберт, но Роза проигнорировала его вопрос.
— Странно, что здесь Ломбарде. Он же венецианец. По-видимому, в именах — ключ к названиям станций.
— Может быть, это не имеет ничего общего с географией. Просто какие-нибудь пересечения или что-то в этом роде.
— Не усложняй. Подумай. Венецианец. Вода. Станция “Ломбарде” может быть возле воды...
— Пли Айлинггон-кэнал. Или Малая Венеция. Все равно непонятно. Твое здоровье. — Роберт выпил и подвинул себе еще кружку. — Откуда ты так хорошо знаешь архитекторов?
— Не только архитекторов, но и еще много чего. Все мои родители.
— Твои родители?
— Уоррен и Ширли.
— Подожди, но это ведь не настоящие их имена? Роберт откинулся на спинку стула и насмешливо засопел.
— Настоящие. Второе поколение вестиндцев. Эти имена привычны для старых гостиных, принадлежащих белым людям. Мои родители тоже хотели стать такими, как эти белые. Сначала стать белыми, а потом вернуться к своим. Они не живут со мной. Я даже почти не вижусь с ними.
Роза замолчала и отпила виски.
— Почему? Что случилось?
— О, это давняя история. Они назвали меня Роза Хильдегард Леонард. Уже одно это говорит о том, как моя мать ненавидела свое происхождение. В каких только школах я не перебывала! Стоило мне немного привыкнуть, как отец решал, что пора двигаться дальше. Где он только не работал! А потом ему все надоело, и мы осели в Лондоне.
— И ты осталась?
— Да. Но к тому времени меня достали всякие бездельники и идиоты. Целыми днями я во все уши слушала учителя двадцати одного года, который безуспешно втолковывал драчунам и металлистам перипетии тюдоровского правления. Мне же очень хотелось понять этих чертовых Тюдоров.
— И ты поняла? — спросил Роберт. — Я всегда был не силен в истории.
— Поняла, но только после школы. Пока мои подружки учились обращаться с презервативами, я каждый вечер возвращалась домой и укладывалась в постель с Тюдорами. Потом с викторианцами. Кромвель. Индустриальная революция. Мученики. После истории я немного занялась искусством, английскими романами, архитектурой, экономикой, мифологией. У меня прекрасная зрительная память, и, если отбросить скромность, я самая настоящая ходячая энциклопедия исчезнувших монастырей, но это не дало мне приличную работу.
Роза вздохнула и перевела взгляд на рюмку.
— Поверь мне, в Лондоне не очень-то в чести продавщицы со знанием британской истории. Вот так я стала смотрительницей нищих дворцов. Поселилась здесь с парнем, который выразил желание стать отцом моих детей, на деле же это означало, что он не будет сильно расстроен, если я забеременею. Я все еще скучаю по нему, особенно в холодные ночи. Но здесь мне по крайней мере не приходится думать о квартирной плате. — Она подняла глаза на Роберта. — А что у тебя?
— У меня? О, ничего особенного. — Роберт смущенно заерзал в кресле. — Я начинал как журналист.
— Значит, ты умеешь обращаться с выпивкой.
— Это была не совсем та журналистика. Я работал в журнале, специализировавшемся на фильмах “фэнтэзи”.
— Только не говори мне, что когда репортеры осаждали Мадонну в “Ритце”, ты писал о смешных сборищах чудо-детей в анораках.
— Очень похоже. У нас была своя немногочисленная, но преданная публика, которая проводила свободное время, гоняясь за фильмами ужасов, где фигурируют девицы с изуродованными лицами. — Роберт провел пальцем по лужице пива на столе. — Платили там мало, так что я ушел и стал работать в кинокомпании. Прошло уже три года, и я все на той же зарплате.
— А родители?
— Похожи на твоих. Несколько лет назад они выпускали фотоальбомы. Потом отец сбежал в Кент с представительницей фирмы “Эсте Лаудер”, а мать переключилась на выпивку. Когда сестра забеременела, отец вернулся, и мы некоторое время пожили посемейному в пригороде, почти не общаясь друг с другом. Сейчас я бываю дома только на Рождество. Мы обычно сидим и обсуждаем, как нам переделать дом.
— Знакомая картинка.
— Когда проводишь много времени с людьми, которых ничего не интересует, на тебе это тоже сказывается.
Роберт взглянул на часы.
— Ты не хочешь сменить обстановку?
— Смеешься! Я сейчас нигде. Если у меня что и есть, так это уйма свободного времени.
— Послушайся моего совета, не жалей себя, — резко произнесла Роза.
Наступило тягостное молчание. Она взяла тетрадь и углубилась в нее, но Роберт видел, что ей неловко за свою резкость, и решил первым протянуть ей руку. Он подался вперед и постучал пальцем по странице.