— Я могу сравнить с иероглифами в моих книгах и записях.

— А сколько их всего?

— Книг?

— Иероглифов.

— Десятки тысяч. Но в ежедневном употреблении гораздо меньше. Пара тысяч. Может быть, три. У грамотных.

Винтер не ответил, пристально изучая знак. Надо съездить туда еще раз, посмотреть на эту сосну. Какой-то дефект на коре. Наверное, обрезали сучья. А сосны разве обрезают? Это же не яблони… Как бы то ни было, сразу под шрамом на коре торчала слабенькая веточка. Знак каким-то образом вписывался в рисунок коры.

Надо съездить. От этого знака исходила грубая, пугающая сила, словно пришедшая из другого мира. Из царства зла. Послание из иного измерения, полученное всего несколько часов назад.

Он тряхнул головой, чтобы избавиться от наваждения.

Для него этот знак выглядел как буква «X». Странное совпадение. Мысленно он уже окрестил убитую Хеленой, по названию небольшого поселка неподалеку. Хеленевик.

Окрестил почти сразу, еще до того, как начал внимательно изучать красный знак на коре сосны. Хелена. Ему почему-то казалось, что это условное имя поможет узнать настоящее.

Хелена была мертва. У мертвых друзей не бывает, но он хотел стать ее другом. По крайней мере до того, как сумеет вернуть ей имя.

Винтер по вновь приобретенной привычке потер подбородок. Гладкая, упругая кожа. Он был один. Свет за окном убывал с каждой минутой, перетекая на другую сторону планеты.

Лампу он не зажигал. В кабинете все казалось черно-белым, без переходов. Бумажки, прикнопленные к пробковой доске, выглядели чистыми белыми прямоугольниками, хотя на них наверняка что-то написано.

Его окружала странная, непривычная тишина. И от этого еще сильнее заявляла о себе усталость. «Сейчас мы ничего больше сделать не можем. В эти первые часы мы сделали для нее все, что в наших силах».

Он закрыл глаза и увидел детское лицо. Открыл — исчезло. Опять закрыл — лицо появилось. Глаза смотрели прямо на него, не мигая. Девочка.

Он, должно быть, задремал, потому что чуть не упал со стула. В последнюю долю секунды резко извернулся и выпрямился.

Лицо маленькой девочки уже не стояло перед глазами. Но он его не забыл.

Зазвонил телефон.

— Вышел на работу?

Сестра.

— Рано утром. Очень рано.

— Что случилось?

— Somebody got murdered.

— Что?

— Somebo… кого-то убили. Извини — я процитировал название. Так называется один из лотов в альбоме. Я его слушал, чтобы прийти в себя.

Он угадал ее быструю улыбку.

— Само собой. Колтрейн?

— «Клэш». Английский рок-ансамбль. Мне его подарил Макдональд, английский коллега. Ты его знаешь.

— Ты же никогда в жизни не слушал рок.

— Именно поэтому.

— Что — именно поэтому?

— Это… в общем, не знаю. Захотелось чего-то нового.

— И как по заказу — новое убийство.

— Да…

— Значит, дело с избиением закрыто… Если это можно так назвать… Или отложили пока?

— С каким избиением?

— Твоя сотрудница… Ее же избили. Агнета с иностранной фамилией.

— Анета.

— Анета, да. Ее избили. И знаешь, кто мне только что звонил?

Винтер представил себе бассейн и голого загорелого мужика. Ощутил даже запах крема для загара.

— Догадываюсь.

— Разве можно быть таким дураком? Являешься к подонку домой и угрожаешь его убить!

— Он так сказал?

— Он сказал, что ты ворвался к нему и хотел задушить.

— Это не так.

— Так он сказал.

— Мне требовалась информация.

— Это не лучший способ.

Винтер не ответил. Попытался вспомнить детали — он уже успел забыть этот эпизод.

— Он несколько лет не подавал признаков жизни, — заметила Лотта, — и ты, кстати, тоже.

— Прости.

— Иногда мне кажется, ты перестал быть моим братом.

— Что ты такое говоришь…

— Тебя никогда со мной нет, особенно если ты мне нужен… Впрочем, это жалкие слова. К тому же перегиб. Просто мне порой необходимо с тобой поговорить.

— Я пытаюсь… Ты мне тоже очень нужна.

— Умело скрываешь.

— Исправлюсь.

— С возрастом?

— Быть старше — важно и полезно. И неизбежно.

— Тогда остается только пожелать друг другу счастья…

— Пожалуй…

— We’ll meet again, don’t know where, don’t know when…[6]

Конечно, сестра права. Когда ей было трудно, он ни о чем не мог думать, кроме своей… карьеры? Или как он назовет это теперь? Она права. Ему по-прежнему не хватает умения сочувствовать.

— Но мы говорили о Бенни Веннерхаге, — напомнила она. — Он звонил, скулил четверть часа и просил, чтобы я тебя к нему не подпускала.

— Я с ним поговорю.

— Это еще зачем? Один раз уже поговорил…

— Ты знаешь зачем.

— Неужели полиция не может обойтись без контактов с… другой стороной? С уголовщиной? Или вы их еще не взяли? Тех, кто напал на эту твою…

— Взяли. Этих мы взяли. Но таких случаев много, и нам бывает нужна помощь. Любая. С той или другой стороны. А этот сукин сын пусть не смеет тебе звонить.

— Почему нет? Хоть одна живая душа…

— Лотта! Ты преувеличиваешь…

— Вот как?

— Все будет хорошо. Никаких проблем с Оке?

Сестра развелась с Оке Девентером, и это был долгий и мучительный процесс. Теперь она жила с двумя детьми в родительском доме, где они выросли с Эриком.

— Оке вообще не появляется и соответственно не создает никаких проблем. Но знаешь… я почти уже и забыла эту ошибку юности, Бенни Веннерхага. А вчера вдруг раздается его голос.

— Понятно… Слушай, а вот… когда ты была за ним замужем…

— Разве я была за ним замужем? — прервала сестра. — Помню только непрекращающийся смерч и облегчение при расставании.

— Да-да… Тебе не было и двадцати пяти.

— О Господи. Мне казалось, в этом возрасте человек считается взрослым.

— Он, похоже, испугался.

— Кто?