– Кого? – нетерпеливо спрашиваю я.

Я не могу даже предположить, кого Мария имеет в виду, но от угрозы у меня внутри все холодеет.

– У нее иссякает сила. Она отступает. Все… исчезла. Но она хочет, чтобы вы нашли то, что ищете, вы на правильном пути. Оно здесь.

Я старательно сдерживаю слезы и в смятении не знаю, что обо всем этом думать. Но Мария подтвердила, что я на самом деле найду картину, и во мне загорается искра надежды. Еще бы подтолкнули в нужном направлении.

У скамейки появляется Кристина и сразу оценивает обстановку. Повернувшись к Марии, она что-то быстро ей говорит, так быстро, что я не могу разобрать ни слова.

– Извини, Софи, моя подруга, Мария…

Она понижает голос до шепота и продолжает:

– Она получает сообщения от духов, передает их, когда видит, не зная, насколько это пугает других. Ты побледнела… словно…

– Словно увидела призрака? – перебиваю я. – Я не видела, а Мария, похоже, да. Я просто немного испугалась.

Я вежливо успокаиваю Кристину, но сама вся дрожу. Едва сдерживаюсь, чтобы не расплакаться. И глубоко дышу, чтобы унять сердцебиение.

– Я не совсем понимаю, что означает это сообщение, Мария. Я на самом деле пытаюсь кое-что найти, а именно картину, которую мама нарисовала в Метони. Вы говорите, что я ее найду?

Я ищу на ее лице разгадку, намеки, о ком меня предупреждают.

– Духи не всегда высказываются ясно, лишь направляют. Вы должны ей верить. Она с вами и очень вас любит.

– Все, хватит, – говорит Кристина, выхватывая тарелку из моих дрожащих рук. – Тебе нужно поесть сладкого и не мешает выпить! Мария, хватит, остановись, пожалуйста. Она до смерти напугана!

Я встаю и позволяю увести себя от медиума, чтобы выпить чего-нибудь покрепче. Ноги подкашиваются, иду как по батуту. За столиком с напитками стоит племянник Кристины, Кристоф. Приятно видеть дружелюбное лицо, надеюсь, он не призовет умерших родственников.

– Tha íthela éna polí megálo potíri krasí, parakaló!

Услышав мою просьбу налить большой бокал красного вина, Кристина хохочет, а я выпиваю его тремя большими глотками и протягиваю, чтобы наполнили снова. Мне нужно чем-нибудь усмирить пульс, стучащий в висках. Как ни странно, пугает меня не призрак, а угроза. Мама предупредила меня об опасности.

Я неуверенно обвожу глазами сад. Смеющиеся лица, приветствующие старых друзей, поющие, жующие, но что скрывается за весельем?

Как бы я ни старалась сопротивляться предупреждению Марии и отмахиваться от него как от чепухи, в душе прочно засела крупица страха.

Стараясь не подозревать всех и каждого в угрозе, я болтаю с Кристофом о тех местах, которые можно посетить. Спрашиваю, не знает ли он об объединениях художников или галереях, кроме Пилоса, куда я еду завтра утром. Пытаясь не оглядываться через плечо, проверяя, нет ли там духа, я время от времени встречаюсь взглядом с Марией. Она понимающе улыбается, но моя тревога не утихает.

Кристоф рассказывает о прекрасном амфитеатре всего в часе езды от Метони. Я с радостью отвлекаюсь от экстрасенсорики и задумываюсь, не съездить ли в ту деревеньку. Полностью раскопанное поселение, красивая рыночная площадь – агора с мозаичным полом и большим стадионом гораздо менее многолюдны, чем знаменитая Олимпия. Кристоф явно увлечен наследием и историей Греции, с грустью говорит о бедности и борьбе за права рабочих, особенно в Афинах. Он похож на воробушка и на Кристину, и мне кажется, что я знаю эту семью целую вечность – они такие радушные и гостеприимные. Уж они точно не причинят мне вреда, несмотря на пророчество Марии, поэтому я отметаю его прочь.

Я сижу на траве, слушая музыку. Темнеет. Мерцают фонари и чайные свечи, и после заката я закутываюсь от легкого ветерка в темно-синюю шаль. Мамину шаль. Мы купили ее на рынке в Ноттинг-Хилле, после чего долго обедали и еще несколько часов бродили между прилавками, разглядывая безделушки, антиквариат, товары для туристов, винтажный мех, шляпы-колокол и стопки браслетов, как те, что звенят у меня на запястье.

Толпа в саду немного поредела; подростки, притащившиеся из вежливости, давно ушли, но, похоже, большинство жителей Метони все еще здесь. Наслаждаются пиршеством или по очереди играют на музыкальных инструментах, некоторые танцуют и раскачиваются под чарующие ритмы.

– Как там, в Афинах? – спрашиваю я Кристофа. – Я хотела бы увидеть Акрополь, и, конечно, в столице должны быть картинные галереи. Вдруг там найдется картина.

– Поезжай. На машине доедешь часа за четыре. Я город хорошо не знаю, но спроси Тео. Он жил там несколько лет. Возможно, что-нибудь посоветует.

Он показывает в сторону дома, и, будто читая мысли, в ответ, словно призванная из тени, появляется фигура. К нам идет Тео. На нем темные джинсы, низко сидящие на узких бедрах, при каждом движении соблазнительно обнажается загорелая кожа, в тусклом свете черная футболка подчеркивает мускулистые руки. У меня бешено колотится сердце.

– Kalispéra, Кристоф!

Он с распростертыми объятиями направляется к моему собеседнику, который вскакивает, чтобы обнять друга.

Я остаюсь на земле, и Тео, освободившись от объятий, садится передо мной на корточки.

– Kalispéra, Софи, – улыбается он. – А как нога?

Он слегка касается теплой рукой лодыжки, и по телу бегут мурашки.

Я пытаюсь не показывать радость от того, что снова его вижу.

– Намного лучше, и спасибо за вчерашнюю помощь.

Я не могу сдержать улыбку в ответ – его теплота заразительна.

– Не за что, но вы же знаете, о нас говорит вся деревня. Видите?

Он указывает на окружающих.

Я замечаю, что несколько женщин с поднятыми бровями и насмешливыми взглядами с любопытством за нами следят и шепчутся.

– Я принесу чего-нибудь выпить.

Он уходит, а я стараюсь не обращать внимания на сплетни и пристальное внимание деревенских кумушек. Кристоф с понимающей улыбкой поднимает бровь.

– Так-то жить в деревне, – смеется Кристоф. – Они знают все про всех, а чего не знают, додумают. Не переживай, завтра будет другая новость. Может, я устрою большой скандал, заночевав в мясной лавке!

Я улыбаюсь, забавляясь манерным жестом, сопровождающим угрозу Кристофа. Он встает, берет бутылку пива у Тео.

– Ладно, мне пора идти работать в таверну. До встречи, Софи, и, если ты на что-нибудь наступишь, твой спаситель, Тео, уже здесь! – Он добродушно смеется, и я на него не сержусь. Опустившаяся на сад тьма спасает меня от смущения.

Тео садится, предложив мне новый бокал вина, и я улавливаю слабый древесный запах лосьона после бритья с яркой цитрусовой нотой, который витает в воздухе. Почему Кристина назвала его «опасным», и Мария говорила о том же? Я усвоила