Эльвира сразу проснулась и сейчас таращила на меня восхищенные глаза:

— Ну ты даешь! А если это бандюги?

— Не могу же я бросить им на растерзание собственную мать, — делая над собой героическое усилие, сказала я. И шагнула в темноту коридора, где царила к тому же подозрительная тишина.

Присмотревшись, я увидела две высокие мужские фигуры. Страх тут же обуял меня, как в готических романах. По всей вероятности, нормальному человеку вредно переживать столько катаклизмов. Потому что, когда за моей спиной раздался скрипучий голос, прооравший: «Паша хороший!» — мои ноги подкосились и я от ужаса закрыла глаза.

Замахнувшись при этом кастрюлей, я так и замерла, внезапно услышав голос мамы:

— Саша? Что это с тобой?

«Как что? — собралась воскликнуть я. — Пытаюсь вырвать тебя из лап бандитов!»

Но голос, хорошо мне знакомый, успокаивающе произнес:

— Галина Михайловна, это у нее сейчас пройдет. Мы сами виноваты — притащились в такое время!

Я открыла глаза и с облегчением вздохнула.

От собственного страха, погрузившего мое сознание в непроглядную темноту, я не узнала Пенса и моего обожаемого босса!

Они стояли и смотрели на меня с таким плохо скрываемым счастьем, что мне стало тепло и хорошо снова. Я опустила кастрюлю, даже не заботясь о том, что наверняка выгляжу ужасно смешно.

— Привет, — сказала я, улыбаясь. — Давно не виделись.

— Да уж, — усмехнулся Лариков. — Куда как давно! Мы уже тут успели все состариться, пока ты отдыхала на даче у какой-то Лены!

Честно говоря, я ничего не поняла из того, что мне тут наговорили. У какой это Лены? На какой даче? И почему мама так упорно именует Леной ни в чем не повинную Эльвиру?

Все свои вопросы я пока отложила. Не надо беспокоить маму.

Но, похоже, тут за моей спиной плелись трудно доступные моему уму в его теперешнем потрясенном состоянии интриги. Надо с этими интригами попозже все-таки разобраться. Может быть, станет понятнее, что за история приключилась с Филиппом?

* * *

«Бог ты мой, как хорошо, что я не огрела своего босса кастрюлей по голове! — счастливо вздохнула я, когда мы перебрались в мою комнату, где Эльвира не преминула развалиться на моей кровати, умудрившись худеньким своим телом занять ее всю. — Он бы потом наверняка лишил меня премии!»

Мама, так и не переставшая называть Эльвиру Леной, широко зевнув, сообщила, что теперь, когда треволнения за пропавшую доченьку позади, она может и поспать, ушла в свою опочивальню. Что, честно говоря, всем нам было только на руку — при ней мы старательно изображали невинных младенцев, немного порезвившихся на воле. Стоило только двери закрыться, Лариков сурово посмотрел на меня и спросил:

— Ну, моя дорогая, рассказывай, как ты докатилась до такой жизни. Что ты устроила в Волчьем логове и зачем украла какую-то Эльвирочку с попугаем?

— Никого я не крала! — возмутилась я. — Вот она — Эльвирочка. Она сама со мной оттуда уехала. А что до попугая — не могла я его там оставить! Он был моим единственным дружком в неволе, так что же я, друга брошу, что ли?

— А я-то считала, что меня ты тоже числишь в друзьях! — мигом проснулась возмущенная Эльвира.

— Тебя я потом уже нашла, — успокоила я ее.

— Фигушки, это я тебя нашла! Вспомни-ка, кто пришел нарушить твое одиночество с бутылочкой джина?

— Ладно, девочки, не ссорьтесь, — попросил Ларчик. — Лучше расскажите вразумительно, что там у вас произошло. Как вообще наша любимая Александра Сергеевна очутилась у Волкова?

— Любимую вашу Александру Сергеевну похитили, — сообщила я. — Прямо из офиса. Сунули мне в нос платок, пахнущий как нестиранные сто лет носки, и нахально утащили.

— Вот это фишечка! — озадаченно пробормотал Лариков. — И зачем, можно узнать?

— Чтобы выдать меня замуж, — ответила я печально.

Они переглянулись.

— Как я тебе и говорил, — сказал Ларчик Пенсу. Пенс сдвинул брови и посмотрел на меня с ревнивым осуждением.

— И ты ничего не имела против? — спросил он, почти не скрывая свою глубокую обиду и душевную рану, которую нанесла ему моя ветреность.

— Пенс, иногда мне кажется, что ты меня принимаешь за кого-то другого, — возмущенно сказала я. — Что я могла сделать? Расстрелять их всех из автомата Калашникова и гордо удалиться с неутерянным чувством собственного достоинства? Вот если тебя украдет какая-нибудь психованная из воровского клана, я тоже потом начну устраивать тебе сцены ревности!

Эльвира рассмеялась и зааплодировала.

Пенс покраснел и что-то пробормотал насчет того, что приличного человека никто никогда не похитит.

— Что? — спросила я.

— Не похитят приличного человека, — повторил Пенс.

— Ага! — усмехнулась я. — Тогда тебя точно похитят. Немедленно причем. Потому что ты уж никак не тянешь на звание «приличного»!

— Кончайте разборки, а? — попросила Эльвира, недовольно поморщившись. — А то вы уже меня доставать начали!

Лариков все это время молчал, но теперь наконец суровым и начальственным тоном проговорил:

— Так. Все. Закончили! Рассказывайте, девочки, что у вас там приключилось.

Хорошо, когда в детском саду наличествует хотя бы один воспитатель!

* * *

Оказывается, рассказывать по порядку и толково происшедшее с тобой злоключение — довольно трудное занятие.

Но я смогла изложить все довольно вразумительно. Во всяком случае, так мне казалось.

Лариков слушал меня внимательно. Особенно когда мы дошли до того момента, как я обнаружила труп моего незадачливого «жениха».

— И охранник перед этим принес тебе револьвер? И ты нацелила его на Филиппа при нем? — переспросил он.

— Ну да, — кивнула я. — Правда, на этом красивом жесте моя решимость как-то сразу сникла, как птица с перебитым крылом. Понимаешь, Ларчик, не умею я людей убивать! Хотя Волкова я и ненавидела, но все равно, нажать на курок для меня хуже, чем к зубному пойти!

Лариков странно посмотрел на меня и вздохнул так тяжело, что я испугалась:

— Что? Я должна была его пристрелить? Ты разочарован моей нерешительностью?

— Нет, — махнул он рукой. — Просто теперь обвинят во всем тебя. Не хотел бы я тебя пугать, но… Я бы, например, именно так и подумал. Короче, надо нам что-то делать. Пока на тебя не начали охоту с двух сторон. С одной — ментура, а с другой — вся эта гоп-компания.

— Но я его не убивала! — возмутилась я. — Чего же за мной охотиться?

Да уж, глупость вопроса сразу стала понятна. О том, что я его не убивала, знают только два человека на сто процентов. Я и тот, кто, собственно, убил. Естественно, второму куда выгоднее повесить все на меня и таким образом отмазаться.