по корпусу, ловились многие, и я тоже по первости. Но не сейчас.

— Ух…хррр, — хрипит Ромка, сидя на грязном вокзальном полу после моей ответки.

Что интересно, два его спутника на меня не лезут. Более того, один из них меня знает!

— Толь, Толь, тормози, — примирительно машет руками парень лет двадцати пяти, моей комплекции и со сломанным носом.

Не помню его в упор, а вот он меня знает.

— Это Штыба, наш известный боксер, — поясняет он с трудом поднимающемуся Ромке. — Я знаю, ты КМС, но Толя — международник.

— Первый разряд у него, никакой он не КМС. Ты чего кинулся-то на меня, Ром?

— Откуда меня знаешь? Штыба? Такого не знаю! — бормочет Ромка, более не обращая на меня внимания, а тянущий руки к пока что ещё жене.

Нет, к чемодану тянется, отобрать хочет.

— Имущество чужое не трогай и скажи Федору Николаевичу, что ты женщину ударил.

Федор Николаевич — тот самый наш Новочеркасский тренер, очень ревниво относящийся к тому, что его подопечные кого-то бьют, а тем более женщин. Даже слегка. Пусть в наказание поставит его в спарринг с Пончиком. Был такой у нас жесткий боксер, не щадящий ни соперников, ни себя, что, впрочем, для него было просто — он боли почти не чувствовал. Такой неприятный спарринг-партнёр для всех.

— Чет я тебя не помню, — сконфузился Роман. — А она сама под руку подлезла.

— Отвали от меня! Развод! — Люда развернулась и пошла на выход, благо прибытие скорого объявили, и спускаться в подземный переход не надо — поезд прибывает на первый путь, выход прямо из вокзала.

— Даже спасибо не сказали! Не то, чтобы попрощаться, — немного стало обидно мне.

— Ой, я дурак! — Ромка сел на ступени и зажал голову руками.

Мне его не жаль, сам виноват. В смысле, не попадайся, а уж если жена застукала, то терпи, не маши руками. Наоборот, есть надежда, что остыла бы быстрее. А после измены и мордобоя как остыть?

— Чёрт с тобой, сейчас куплю тебе билет, бронь есть крайкомовская, но надо доплатить за СВ, — решаю помочь я, надеясь изменить печальное будущее парня. — Ты там уж помирись в вагоне, пока ехать будете вместе.

— На, вот полтинник есть! — оживляется Ромка и тут же киснет: — А вещи у родителей остались.

— Тебе вещи важнее? — возмущаюсь я. — Пришлют тебе их.

Через двадцать минут я остаюсь вместе с друзьями Ромки на вокзале. И у меня за утро минус двести рублей! Дорого обходятся добрые дела. Хоть плацкарт Ромкин сдать, что ли⁈ Сроду больше не буду оставлять открытые двери в машине. А то запрыгнут на ходу очередные «минус двести рублей».

На работу попадаю в районе обеда, и издалека по коридору слышу разрывающийся от звонков мой служебный телефон. Не успел схватить. Досадую, и зря. Он трезвонит вновь.

— Штыба, ты гад! Не звони мне больше, — сказала трубка пьяным Иркиным голосом.

Вот сейчас не понял⁈ И спросить ничего не успел, трубку сразу бросили. Рабочий Иркин у меня есть, но сегодня у неё вроде выходной по графику. Опять звонок, опять Ирка.

— Ты понял меня⁈ Не-зво-ни! — наставительно сказала пьянчужка.

— Да я и не звоню, — крикнул я уже в короткие гудки.

С четвертого раза я понял всё. И то, где Ира сейчас, а она у своей подруги, и то, почему я гад. Вчера моя подруга решила прийти ко мне с ночевой, но увидела двух пьяных девах, которых я заводил домой. И ведь не объяснишь, что ничего не было, пусть и не по моей воле! Телефон опять разразился трелью, вызывая жгучее желание отключить его к херам. Но сделать этого не успел. На этот раз это была секретарша Шенина. Зовёт меня к шефу.

— Толя, ты с кем там переговоры ведёшь? Всё время у тебя занято, — посетовала секретарша. — Такой популярный!

— Да меня в кабинете вообще не было, это мне звонили, — честно говорю я, умолчав о причине такой популярности.

— Привет, Анатолий. Тут Лунёв заявление на увольнение написал, так что готовься — будут тебя на главу комиссии двигать, — порадовал меня главный. — На место секретаря тебе ещё рано, там стаж нужен от двух лет.

Глава 16

Вышел я из приёмной немного пришибленный. Я знал, что это место будет моим, но, чтобы так скоро? Времени уделять комиссии придётся больше и замом надо кого-то назначать. Обычно это решает глава комиссии, а то, что я зашёл помимо Лунёва на место его зама — это произвол начальства. Мне повезло, что Михаил Сергеевич с февраля уходит, а не с 1-го января, например. Однако с чемпионатом СССР надо что-то думать. Нет, меня отпустят без проблем, но совесть иметь надо — только в должность вступлю и сразу уеду. Меньше напрягает учёба — до конца курса проблем не вижу. С МЖК ещё проще — идёт отделка домов. Тепловой контур перекрыли, успели. Окна, двери, отопление есть. Полы, коммуникации, инженерные сети, отделка помещения ещё предстоят. Что остаётся? Бизнес мой. Два видеосалона, причем один проблемный, судя по всему, зато на втором я могу вообще не появляться. И в этом плане радует, что с Иркой мы ничего не замутили, даже проскользнула мыслишка — «баба с возу кобыле легче». Но серьёзный разговор с ней ещё предстоит. То, что она пьяной меня приласкала — только первый пункт программы. Жаль, красивая сексуальная женщина, без матримониальных планов, как мне казалось. Ну, увидела двух девок, чего скандалить из-за этого?

«Хотя, если она, скажем, до этого час на морозе простояла, меня ожидаючи, а потом увидела с пьяными подружками, тут любая взбесится», — логично корило взрослое подсознание.

«Ты вообще на чьей стороне⁈» — шутливо спросил я у своей нечистой совести.

Иду к себе и слышу опять разрывающийся телефон. С опаской беру трубку. Мария вызывает меня к шефу. Вот ещё одна головная боль! Если тётки на своих местах, да и Егор — свой человек, то Марию надо убирать из комиссии. Она ещё, наверняка, и особисту своему стучит, раз милуются у всех на виду.

— Анатолий Валерьевич, Михаил Сергеевич вас ждёт! — предупредительно вскочив и одёрнув узкую белую юбку-карандаш, сказала будущая безработная. — Может, чаю или кофе сварить?

— Нет, спасибо, Маша, — не отказал я себе в удовольствии назвать её запретным вариантом имени.

Ещё плюнет туда — с неё станется!

— Я — Мария, но, если желаете, называйте меня Машей, — счастливо улыбнулась секретарша, будто я только что сделал ей предложение руки и сердца.

Хотя вряд ли её это обрадовало бы, ну, например, путевку в Болгарию выделил, не меньше. А ведь Мария знает, что я займу место Лунёва, тогда на что она рассчитывает? На свои женские чары и мои детские гормоны? В принципе, обоснованно рассчитывает. Я с трудом удержал свой взгляд от падения в декольте Машкиной кофточки.

Лунёв развалиной не выглядит — сухонький старичок, который, вел правильный образ жизни и имел доступ к качественному медицинскому обслуживанию.

— Садись, Толя, — по-хозяйски распорядился шеф, кидая дротик в мишень на двери.

Тот пролетел недалеко от моего уха и воткнулся точно в десятку. Надеюсь, не в меня целил и промазал, а реально умеет в дартс играть.

— Слышал новость? Друга твоего повысили! Я про Комлева! Вместо Овечкина будет! — как-то даже радостно сообщил мне шеф.

— Таких друзей за хобот и в музей, — поморщился я. — А Овечкина куда?

— В Узбекистан. Одним из секретарей. Инамжон Бузруковича на пенсию двигают с Нового года, — пояснил Лунёв.

Наморщив лоб, я с трудом вспомнил, что это первый секретарь Узбекской СССР. И на этой должности он недавно, после смерти Рашидова. А в республике сейчас гремит хлопковое дело, Чурбанов, например, по этому делу сидит. Не позавидуешь моему другу, там сейчас как на минном поле. Надо будет зайти, поздравить. Или посочувствовать? Всё-таки реальное повышение.

— Но я тебя не поэтому позвал. Мария моя, я знаю, с тобой не сработалась, и ты погонишь её, и, в общем-то, за дело. Работница она никакая, да ещё с субординацией у неё плохо. Но если ты её подержишь у себя, хотя бы до лета, я тебе помогу на неофициальных началах, да и передаваемые тебе документы приведу в полный порядок. Ну и весь расклад выдам по нашему крайкому. Вот ты, например, поругался с Белинским, нашим комендантом. И правильно сделал — сволочь он большая. Но вот на этой почве мог сблизиться с Мослаковой, которая тоже имела с ним конфликт. Зашёл, пару фраз бросил, мол выгнал медведя из берлоги…

— Какой там