Джун, наблюдая, как мистер Бейли прижимает два пальца к ее шее.

Дышит ли она? Она мертва, как мои родители?

Этого не может быть. Я не переживу этого.

– Она дышит, – говорит он, выдыхая с облегчением. Он пробегает по всем нам взглядом. Его темные мокрые волосы прилипли ко лбу. Щеки ярко-красные, глаза широко распахнуты, в них читается горе и тревога. – Вы все, не приближайтесь.

Я так хочу дотронуться до нее. Я хочу прижать ее к груди и прошептать ей на ухо, что мне жаль… мне жаль, что я не справился. Я не смог защитить ее, как обещал.

Как я мог быть таким беспечным?

Шмыгая носом, я вглядываюсь в ее милое личико, усеянное легкой россыпью веснушек. Треснутая корона принцессы лежит рядом с ней в мокрой траве, а волосы укрыты золотисто-коричневой листвой. Глаза закрыты, она лежит, не шелохнувшись. Неподвижно.

Совсем как мама и папа.

Ярость, которую я никогда раньше не испытывал, охватывает меня, и я вскакиваю на ноги, поворачиваясь лицом к Тео. Он подавлен и молчалив. Его глаза широко раскрыты, руки сцеплены за шеей. Все, что он делает, – это качает головой. Мистер Бейли замер, склонившись над Джун. Когда вдалеке завыли сирены, я тут же срываюсь.

Я даю волю своему гневу.

Затуманенный взгляд Тео фокусируется на мне, а Венди с Моникой отступают назад, когда ловят выражение моего лица. Наверное, я выгляжу диким и безумным.

Издавая яростный крик, я набрасываюсь на Тео, толкая его так сильно, что он отлетает назад и падает, шлепнувшись задницей о землю.

– Где ты был? Как ты мог оставить ее там одну?

– Я… я не… я не…

– Если она умрет, то ты будешь в этом виноват! Я никогда тебя не прощу. – Мои зубы оскалены, и я почти рычу, как животное. Я чувствую себя животным.

– Хватит, вы оба! – ревет мистер Бейли, потом снова поворачивается обратно к Джун. – Этот чертов дом на дереве – гиблое место. Я должен был догадаться.

Мы все вздрагиваем, потом замираем.

Тео выпрямляется и прячет лицо в ладони. Он весь дрожит и трясется, сожаление выплескивается из него. И тут на меня накатывает вина. Я чувствую, как гнев перерождается во что-то другое – что-то еще более ужасное.

Может быть, я ошибаюсь. Может быть, это я виноват.

Я никогда не прощу себя.

Сдерживая приступ рыданий, я опускаюсь на траву рядом с Тео и притягиваю его к себе. Я крепко обнимаю его, извиняясь снова и снова.

– Прости меня, Тео. Это моя вина. Я ушел первым, – повторяю я одно и то же; мы оба утопаем в слезах, а чувство вины разрывает нас изнутри. Он обнимает меня в ответ. – Это моя вина.

Красно-синие огни освещают задний двор, и когда я поднимаю голову, мистер Бейли уже разговаривает с медиком, а миссис Бейли сидит со своей дочерью, поглаживая ее мягкие рыжеватые волосы. Моника и Венди переместились на патио[15]. Они прижались друг к другу под зонтом, пытаясь спастись от гнетущего холода, просочившегося на задний двор семьи Бейли.

Венди ловит мой взгляд и беззвучно шевелит губами, смотря на меня глазами, полными скорби:

– Мне жаль. Прости.

Я отворачиваюсь.

Я сижу на траве рядом с Тео со своим разбитым сердцем и нарушенным обещанием в ожидании хороших новостей. Спустя мгновение Джун перекладывают на носилки и уносят.

Все, что я могу делать, – это ждать.

* * *

Тео тихо расположился рядом со мной на больничном стуле. Мы оба сидим, ссутулившись, в промокших костюмах Марио и Луиджи, ожидая, пока врачи дадут нам разрешение навестить Джун.

Что бы ни было такое сотрясением мозга, у Джун именно это. И еще сломанная рука.

Ей, наверное, очень страшно.

Между мной и моим лучшим другом повисла тишина. Вина пожирает нас обоих. Я чувствую себя виноватым за то, что оставил Джун в домике на дереве, и виню себя за то, что обвинял в этом Тео. Никто из нас не должен был покидать тот домик на дереве – все мы виноваты. И я знаю, что у нас обоих будут большие проблемы, когда мы вернемся домой. Я вижу это в глазах мистера Бейли. Он не сказал нам ни слова с тех пор, как мы приехали в больницу, а чем тише он, когда разозлится, тем сильнее будет наказание. Глаза у него покраснели и опухли, а левая бровь все время дергается, когда он постукивает ногами в такт. Миссис Бейли сидит рядом с ним, опустив голову на его плечо, а сама смотрит в пол.

– Ты ненавидишь меня, Брант?

Тео наконец нарушает гнетущую тишину, и я переключаю внимание на него. Прикусив нижнюю губу, я качаю головой:

– Нет. Я не ненавижу тебя.

– Но ты ненавидел, – говорит он. – Я видел это в твоих глазах, когда ты толкнул меня.

Я съеживаюсь на стуле, как будто могу спрятаться от того, что сделал. Гнев, ярость. Это было ужасное чувство, почти как яд, текущий по моим венам, и я задаюсь вопросом, не то же ли чувство испытывал мой отец, когда убил мою маму.

От этой мысли у меня перехватывает дыхание. Желудок скручивается.

Что, если я стану таким же, как он?

Нет!

Я больше никогда не буду так выходить из себя. Я никогда не буду отвечать жестокостью.

Я даю себе молчаливую клятву, пытаясь сдержать слезы.

– Я ненавидел себя, а выместил это на тебе. Этого больше никогда не повторится, Тео.

Он судорожно сглатывает, глядя прямо перед собой.

– Ты был прав, ты знаешь. Это была моя вина. Я был последним, кто выходил из домика на дереве, и я даже не подумал о Джун. – Эмоции охватывают его, и он шмыгает носом, прижимая ладонь к газам. – Я думал о Монике Портер. Эта безмозглая девчонка была жестока с тобой, а я ничего не сделал, чтобы остановить это. Я подвел тебя, и я подвел Джун.

Я не знаю, что сказать, поэтому молчу.

– Я стану лучше, Брант. Обещаю. Лучшим братом, лучшим другом. – Он смотрит на меня, его каре-зеленые глаза сверкают решимостью в искусственном свете. – Я больше никогда не подведу вас, ребята.

На моем лице появляется улыбка, и я киваю. Затем протягиваю ему руку.

– Хорошо, Марио.

Тео выдыхает с облегчением и пожимает мне руку. Другой рукой он придерживает свою красную шляпу:

– Спасибо, Луиджи.

Напряжение рассеивается из окружающего пространства, и в этот момент врач подходит к Бейли, которые сидят напротив нас на жестких, уродливых стульях. Он произносит пять слов, которые