— Когда-нибудь, — отвечал граф, — мы попробуем. В свое время я стрелял не худо: но вот уже четыре года, как я не брал в руки пистолета.

— О, — заметил я, — в таком случае бьюсь об заклад, что ваше сиятельство не попадете в карту и в двадцати шагах: пистолет требует ежедневного упражнения. Это я знаю на опыте…»

Остановившись на этом месте, Юрий Владимирович заставил себя вспомнить комнату Игоря. Фотографическая точность памяти, свойственная, впрочем, многим людям его профессии, позволила представить комнату так ясно, словно он там находился. Рудик закрыл глаза — так было удобнее думать и вспоминать. Вот окно, слева от него стол, за которым сидел мальчик. В левом углу — кресло-кровать, у этой же стены еще один стул и две полки с книгами. На полу ничего, кроме разбитого зеркала и следов крови… Над столом портрет Игоря, на противоположной стене — абсолютно чистый листок бумаги в клетку…

Листок бумаги в клетку из школьной тетради. Приколот так, что находится за спиной у сидящего и наспех — всего одной кнопкой. Если мальчик хотел здесь что-то написать, удобнее было бы повесить листок перед глазами. Но если человек за столом возьмет в руки зеркало…

Рудик открыл глаза, потом опять закрыл их, проверяя себя. Если сидящий возьмет в руки зеркало, он обязательно увидит в нем отражение листка…

Догадка внезапно обожгла его. Листок бумаги, вырванный из тетради, — это…, это мишень! Мальчишка целился в нее, держа в левой руке зеркало, в правой — пистолет, как бы стреляя назад, через плечо.

В комнату вошла жена, но Рудик не заметил ее. Он подошел к телефону и набрал номер следователя.

— Григорий Иванович, извините за поздний звонок. Все думаю об арбатском деле. И пришла мне в голову такая мысль…

— Да и мне не спится, Юрий Владимирович. Вот поужинал, хотел почитать, но чтение что-то в голову не идет. А по телевизору ничего интересного.

— Григорий Иванович, помните листок бумаги, который висел на стене прямо напротив стола?

— Отлично помню. Листок в клетку. Приколот к стене одной кнопкой. Абсолютно чист, без каких-либо надписей. Я еще подумал: чего ради он тут висит? Но как-то не придал этому значения. Хотел спросить отца, но несчастному и так достается от наших вопросов…

— Ну, если вы запомнили листок, то представляете себе и разбитое зеркало на полу, рядом с левой ножкой стула.

— Зеркало я заметил сразу, как только мы впервые вошли в комнату. О нем записано в протоколе осмотра.

— А не могло ли быть так… — Рудик сделал паузу, переложил вспотевшую трубку в другую руку. — Мальчик сидит за столом, бумага у него за спиной. В левой руке он держит зеркало, в правой — заряженный пистолет. Он целится в листок, как в мишень, используя зеркало. При этом правая рука его сильно согнута в локтевом суставе, почти под прямым углом. При таком положении руки ствол пистолета находится всего в нескольких сантиметрах от шеи…

— Даже не знаю, что и сказать, Юрий Владимирович. Фантастическая идея! Как она вам пришла в голову?

— Я заметил на столе у Игоря «Повести Белкина». Вначале подумал, что книга рекомендована школьной программой. Есть там, однако, одна вещь… «Выстрел». Короткая превосходная новелла, занимательнейший сюжет. Но главное — она могла бы служить отличным руководством при тренировке в стрельбе из пистолета. Я попытался связать воедино зеркало и листок на стене…

— Но при вашем варианте пистолет обязательно должен остаться в комнате.

— Значит, в ней был кто-то еще кроме мальчика.

— Вот об этом я и думаю все время. По логике вещей, если мы имеем дело с самоубийством или несчастным случаем, оружию деваться некуда. Ведь ранение было смертельным.

— Да, смерть наступила спустя считанные секунды. После такого ранения не то что мальчик — и взрослый человек встать бы не успел.

— И встать бы не успел, — повторил следователь. — Юрий Владимирович, вы завтра с утра на работу?

— Буду у себя.

— А не встретиться ли нам еще раз у Серовых, прикинуть ваш вариант непосредственно на месте?

— Неплохая мысль. К девяти жду вас на Арбате.

— Спокойной ночи и спасибо, Юрий Владимирович. — На другом конце провода повесили трубку.

III.

…Следователь сел за стол, взял в руки зеркало, половинки которого были оклеены тонкой полоской лейкопластыря. Теперь предполагаемая мишень была у него за спиной. Левой рукой он поднял зеркало на уровень глаз, и Рудик, стоящий рядом, увидел, как в зеркале отчетливо отразился листок бумаги.

— Видно великолепно — сказал следователь. — Отсюда до стены около четырех метров, а листок как на ладони. — Он тронул блестящую поверхность указательным пальцем правой руки, которую согнул в локтевом суставе почти под прямым углом. — Действительно, при таком положении руки, если предположить, что она держит пистолет, от дула до места ранения на шее меньше пяти-шести сантиметров.

Он слегка повернул зеркало вправо и зажмурил глаза. В лицо следователю стремительно прыгнул солнечный зайчик. Произошло это настолько неожиданно, что он опустил зеркало и потер глаза.

— Я буквально ослеп на несколько секунд… — Он взглянул на окно, находившееся справа от него, через которое была видна крыша соседнего дома и голубое небо, ослепительно сияло утреннее апрельское солнце.

— Вот в эту секунду мог произойти выстрел, — сказал Рудик, быстро подходя к столу. — Поднимите-ка еще раз зеркало, Григорий Иванович, представьте на своем месте мальчика. Он целится в листок у себя за спиной. Зеркало держит в левой руке, заряженный пистолет — в правой. Несколько раз поднимает и опускает его, так прицеливаются все, у кого в руке оружие. На какое-то мгновение он поворачивает плоскость зеркала вправо, и луч солнца, отразившись от него, ударяет ему в глаза. Мальчик, на секунду ослепнув, теряет ориентировку, одновременно меняется и положение ствола пистолета. Он непроизвольно нажимает на курок…

— Что ж, в логике и наблюдательности вам не откажешь, Юрий Владимирович, — восхищенно сказал следователь. — Надо запросить сводку погоды на 19 апреля. Впрочем, больше для порядка, — добавил он, подойдя к окну. — Все это время стоят ясные, солнечные дни. Такой же была погода и несколько дней назад. А здесь — хорошая квартира, солнечная сторона…

В этот же день следователь опять встретился с Серовым. Отец Игоря вошел в кабинет, сев на предложенный стул, поднял на Григория Ивановича усталые, воспаленные глаза.

— Вернемся к нашему последнему разговору, Федор Спиридонович. Вы когда-нибудь показывали пистолет сыну?

— Пожалуй, раза два Игорь видел его. Несколько лет назад, сразу же после демобилизации. Тогда он был совсем малышом, в первом или во втором классе… Второй раз совсем недавно. Он участвовал в школьных соревнованиях по стрельбе из малокалиберной винтовки и занял первое место. Вечером гордо так сообщил об этом. Я обрадовался, расчувствовался, вспомнил войну. Тогда и показал ему пистолет. Было это в январе, во время школьных каникул.