«По благословению и по совету святейшаго Ермогена патриарха Московскаго и всея Русии…: Великий государь Жигимонт король пожалует, даст на Владимерское и на Московское и на все великия государства Российскаго царствия сына своего королевича Владислава Жигимонтовича… И государю королевичу Владиславу Жигимонтовичу, колико государь придет в царствующий град Москву, венчатись на Владимерское и на Московское государство и на все великия и славныя государства Российскаго царствия царским венцем и диадимою от святейшаго Ермогена патриарха Московскаго и всея Русии и ото всего освященнаго собору греческия веры по прежнему чину и достоянию, как прежние великие государи цари Московские венчались… А будучи государю королевичу Владиславу Жигимонтовичу на Российском государстве, церкви Божия на Москве и по всем городам и по селам в Московском государстве и во всем Российском царствии чтити и украшати во всем по прежнему обычаю и от разоренья ото всякаго оберегати… И римския веры и иных розных вер костелов и всяких иных вер молебных храмов в Московском государстве и по городам и по селам нигде не ставити… И в духовныя во всякия святительския дела не вступатися. И иных вер, опричь греческия веры, в духовной чин не поставляти… Боярам, и окольничим, и дворянам, и дьякам думным, и чашникам, и стольникам, и стряпчим, и дьякам, и приказным всяким людем во всех приказех у всяких государственных у земских расправных дел, и по городам воеводам, и дьякам, и всяким приказным людем, и всяким чинам быти по прежнему, как повелось в Московском государстве при прежних великих государех… А польским и литовским людем на Москве ни у каких у земских расправных дел, и по городам в воеводах и в приказных людех не быти, и в наместничество и в староство городов польским и литовским людем не давати… А про Смоленск гетману бита челом и отписати к великому государю Жигимонту королю, чтоб король по Смоленску бита не велел и тесноты б городу никакия учинити не велел…» [СГТД. М., 1819. Т. 2. № 199, 200]. Филарет Романов, «тушинский патриарх» и один из лидеров Семибоярщины не зря под стенами все того же Смоленска упорно и яростно держался в ходе всех переговоров с Сигизмундом именно за такой вариант «призвания» Владислава.

Альтернатива с царем Владиславом не была невозможной. Да, заявленные требования московских бояр не соответствовали реальному соотношению сил России и Речи Посполитой после клушинского триумфа Жолкевского. Зато для Сигизмунда и Владислава, не слишком прочно укорененных в той же Польше (польская корона тому же Владиславу до избрания гарантирована не была), этот договор был заманчивой возможностью обеспечить свою семью восточноевропейскими коронами и вернуть «мятежную» Швецию. Разрушили эту возможность «жадность» и «католический фанатизм» польского короля — осада Смоленска продолжилась, польские войска не ушли из России, королевич не выехал в Москву. Возможно, что это и к лучшему. При таком раскладе, все же уж очень похожем со стороны на капитуляцию, Россия могла бы стать полем боя для двух соперничающих ветвей Ваз. И кстати, возможно, что при закреплении Владислава в Москве Новгород заняли бы шведы — была такая идея. А выяснять «кто кого сборет» — слон или кит, Густав-Адольф или Концепольский, лучше с безопасного расстояния, а не в качестве пушечного мяса по обе стороны фронта.

В нашей истории Смоленск стал не местом заключения мира, а началом нового этапа войны. Город не просто в критический момент отечественной истории приковал к своим стенам основные силы вторжения. Новое смоленское дворянство сыграло свою ключевую роль и в успехе наступательных действий знаменитого Второго ополчения. Подготовительный период в истории этого нижегородского ополчения, начало которого совпадает со знаменитой речью-призывом Кузьмы Минина к землякам (сентябрь 1611 г.), закончился в ноябре 1611 г. К этому времени был начат сбор денежных средств с населения, подтвержденный приговором «всего града за руками», было избрано руководство ополчения («стольник и воевода» князь Д. М. Пожарский, «выборный от всей земли человек» К. Минин, к этому времени сложивший с себя обязанности нижегородского земского старосты, второй воевода И. И. Биркин, дьяк В. Юдин). Но главное — тогда же пришли в Нижний Новгород отряды служилых людей из захваченных поляками Смоленска, Дорогобужа и Вязьмы, которые вместе с нижегородскими стрельцами и служилыми людьми составили костяк нового земского ополчения. У иногородних купцов был произведен заем, давший ополченской казне 5206 рублей.

На втором этапе формирования ополчения в ноябре 1611 — феврале 1612 г. в Нижнем Новгороде провели верстание служилых людей, присоединившихся к земской рати. Разделенные воеводами на несколько статей, они получили денежное жалованье соответственно 50, 45 и 40 рублей. К февралю 1612 г. в Нижнем Новгороде создан был свой войсковой «Совет всей земли». Закончился второй этап организации нового ополчения в феврале 1612 г. после получения известия о занятии Ярославля казачьими отрядами, посланными на север Заруцким. Немедленно на Верхнюю Волгу выступили передовые нижегородские отряды. 5–10 марта 1612 г. к Ярославлю вышли основные силы земской рати. Нижегородская «купеческая» основательная организация и смоленская служилая кованая сила отправились спасать Россию.

Оставшиеся в 1610 г. в живых смоляне оказались в государстве, заметно отличающемся от ВКЛ 1514 г. Люблинская уния 1569 г. дала жизнь новому государству — Rzeczpospolita, РП, конфедерации в составе Короны польской и собственно Великого княжества Литовского. Причем доминирующей политической силой в составе конфедерации стала именно Корона, «поставлявшая» в Сейм 225–248 депутатов (из них 112–121 — сенаторы) против 71–88 (25–35) депутатов от ВКЛ [Rachuba. Wielkie Ksiestwo Litewskie w systemie parlamentarnym Rzeczypospolitej. P. 41, 169–171]. Этот факт вызывал постоянные столкновения между знатью Короны и Княжества, доходившие до того, что в 1616 г. широко известный в узких кругах литвофилов Януш Радзивилл в присутствии сенаторов обещал выбрасывать поляков из окон [Kotlubaj. Zycie Janusza Radziwilla. P. 49]. Ну а Смоленск даже в ВКЛ оказался на вторых ролях, так и не получив самоуправления по магдебургскому праву.

По мнению Алеся Белого, достаточно резкие отличия «Литвы» от «Руси», которые я отмечал во втором разделе, не слишком смущали власти ВКЛ вплоть до начала Ливонской войны. Острая угроза утраты Руси — то есть городов по Двине и Днепру — в пользу Московского государства заставила правительство ВКЛ, а затем Речи Посполитой отказаться от политики соблюдения русской «старины» и перейти к динамичному распространению литовских принципов устройства общества на всю территорию ВКЛ.

Началось распространение частного землевладения, старинные волости в значительной мере подверглись разрушению, причем подавляющее большинство частных земельных владений получало привилегированное сословие — «политический народ Литвы», шляхта католического вероисповедания. В этом смысле можно говорить, что всё ВКЛ к концу существования государства стало «Литвой» (хотя смысл этого понятия претерпел существенное изменение по сравнению с XIII–XVI вв.), основным выражением чего стало поглощение «политическим народом Литвы» православной русинской шляхты, не выдвинувшей никакой альтернативной программы, кроме рефлекторного сохранения «старины» [Белы Алесь. Як разьмежаваць Літву ад Pycі? ARCHE Пачатак, 2007, № 10].